– Наверное, любил, если женился и прожил с ней двадцать лет, – рассудила я.

«А как тогда проявлял свою любовь?»

– Уж точно денег на жену не жалел. – Я припомнила дорогой наряд и ухоженный вид Ольги Петровны.

«Так, может, и часть имущества на нее записал? Или бизнес?»

– Я поняла, к чему ты гнешь! – От волнения я подпрыгнула на стуле. – Если Виктор изменял жене, то, может, и развестись с ней хотел? А если она являлась владелицей бизнеса или имущества, разводиться ему было невыгодно…

«А вот прихлопнуть надоевшую супругу – самое то! – неуместно радостно закончил внутренний голос. И деловито добавил: – Кстати, не обязательно было делать это лично, мог и нанять кого-то, и тогда понятно, зачем ему понадобилось алиби на выставке».

– Все, умолкни, – попросила я. – Сейчас я перечитаю статью, покажу ее Доре, отправлю Смолиной, а уже потом можно будет подумать, как подобраться к Афанасьеву и покопаться в его грязном белье.

Доронина, как выяснилось, не велела мне этим заниматься, но я понимала, что не успокоюсь, пока во всем не разберусь.

– Федор Михалыч, сделай лицо попроще, – досадливо попросила я Доронину. – Ты будто на эшафоте стоишь, у позорного столба.

– Но это же похороны! – возмутилась она, не меняя страдальческого выражения физиономии.

– Но не твои же!

– Генералюссимус! – Дора развернулась ко мне всем корпусом. – Да если ты допустишь, чтобы на моих похоронах у меня было такое лицо, я не знаю, что сделаю!

– Встанешь из гроба и уложишь в него меня? – предположила я.

– Девочки, девочки, не ссорьтесь! Дарлинг, не волнуйся, если что, я лично проконтролирую, чтобы в гробу ты лежала, как куколка! А ты, бусинка, не провоцируй Дору нашу Михалну, видишь же – она нервничает.

– А нечего было идти с нами, – огрызнулась я. – Кто ее звал?

– Строго говоря, нас тоже никто не звал, – напомнил Петрик и поправил темные очки.

Мы неудачно встали – солнце било в лицо. Зато большая часть пришедших на похороны Ольги Петровны Афанасьевой находилась напротив нас, так что под прикрытием солнцезащитных очков можно было просканировать взглядом всю толпу.

Сходить на похороны Афанасьевой предложил Петрик.

– Там мы увидим не только вдовца Ольги Петровны, но и весь ее ближний круг, – сказал он. – Посмотрим на этих людей, послушаем их разговоры…

Доронина сначала бешено замахала руками и предположила, что Петрик спятил.

– Нельзя нам соваться на похороны, мы же не хотим, чтобы «Дорис» как-то связывали с этой трагедией!

Но мы с Петриком убедили начальницу, что наше присутствие на похоронах никак не скомпрометирует клуб. Даже, наоборот, пойдет на пользу нашей репутации, потому что покажет, что «Дорис» – это больше, чем клуб по интересам. Это сообщество, где своих не бросают.

– И если наша подруга вынужденно сошла с тропинки к счастью, трагически рано уйдя в мир иной, то «Дорис» проводит ее в последний путь! – с пафосом возвестила я.

– Спиши слова, – сказала Дора и не только разрешила идти на похороны нам с Петриком, но и сама пошла вместе с нами.

А ее бабушку мы отправили к дантисту отбеливать зубы.

На кладбище было солнечно и ветрено. Петрик с откровенной завистью посматривал на черные косыночки некоторых дам, не имея возможности спасти от превращения в паклю собственные кудри. Доронина вышла из положения, подняв на голову солнечные очки, и теперь щурилась, ничего не видя.