Правда, потом они все равно расстались, но ведь и это неплохо: оба получили шанс создать по-настоящему счастливый союз с кем-то другим».

«Про то, что внезапное расстройство желудка этому партнеру обеспечила сама «приятельница», умолчим?» – снова влез внутренний голос.

– Подумаешь, дала ему запить две порции горохового супчика абрикосовым компотиком! – фыркнула я. – Добавку супчика, между прочим, он сам попросил, я даже не предлагала. Так что и не пытайся вызвать у меня чувство вины. Во-первых, поздно уже, мы с тем партнером давно расстались. Во-вторых, с ним же невозможно было выяснять отношения, он мастерски уклонялся от таких разговоров!

«Ну-ну, не горячись… А вот интересно, Афанасьева выясняла отношения с неверным мужем? Если да, то когда, как, где? Не под ивушками ли?»

– Афанасьев не мог убить жену, у него алиби, – напомнила я.

«Какое алиби – сюжет в новостях? Люся, ты же не случайный человек в медийной среде, тебе ли не знать, какого доверия заслуживают средства массовой информации?»

Это было очень дельное замечание. Я крепко задумалась и чесала в затылке, пока ко мне не явился Петрик.

– Тук-тук, – сказал он, заглянув в приоткрытую дверь. – О, ты делаешь массаж волосяных луковиц? Умничка, это очень полезно, только движения должны быть круговыми и мягкими, сейчас покажу, как надо. – Он подошел ближе и погрузил пальцы в мои взлохмаченные волосы. – Вот так, вот так…

– Ум-м-м. – Я замычала от удовольствия.

– Что это у тебя тут? Какое-то видео? Ты же должна была написать Доре тесты. – Петрик заглянул в ноутбук у меня на коленях.

– С тестами я уже справилась, а это сюжет с выставки, который обеспечил алиби Виктору Афанасьеву, – объяснила я.

– Запусти с начала, – попросил дружище.

Я включила повтор, и мы вместе посмотрели сюжет о выставке «Интерфуд» с участием господина Афанасьева.

– Еще раз, – попросил Петрик, досмотрев до конца.

Голос у него был напряженный, и я подчинилась без расспросов. Нельзя мешать человеку, когда он пытается поймать ускользающую мысль.

– Вот! Останови! – Петрик ткнул пальцем в замершую картинку. – Ты видишь это?

– Что именно?

Я видела перекошенную неудачным стоп-кадром мужскую физиономию с открытым ртом и микрофон с логотипом телеканала в женской руке.

– Как удачно, что в Москве сейчас холоднее, чем у нас, и они там еще носят пиджаки и сорочки с длинными рукавами, – порадовался Петрик. – Видишь, у журналистки из-под пиджака выглядывает рукав рубашки?

– Ну?

– Манжета белая!

– И что?

– А ты вернись к началу сюжета и посмотри, как она одета!

Я отмотала видео назад и включила снова.

– Видишь? Ты видишь? – обрадовался Петрик. – Пиджак все тот же, а рубашка-то голубая!

– Может, так кажется из-за неправильной цветопередачи.

– Бусинка, ты меня убиваешь! – Петрик даже расстроился. – Как можно быть такой невнимательной? Прокрути видео еще раз и посмотри: белая манжета на запонке, а голубая – на пуговке! Это совершенно точно две разные рубашки! И что это значит?

– Что журналистка переоделась? – предположила я и тут же помотала головой – нет, чушь! Я сама не раз работала корреспондентом на таких выставках и прекрасно знаю, что менять там наряды нет ни времени, ни возможности.