Сергей вскочил на коня и уже с седла сказал Егору и Васильку:

— Кость бы им всем в горло, дерут шкуру, не приведи господь! Но это полезный человек. Попытаюсь с его помощью взрыватели для пушечных ядер достать.

IX

Ранней весной, едва Семь песков Хорезма покрылись молодыми травами и появился подножный корм для лошадей, Аллакули-хан объявил о походе в Хорасан. Во все концы Хорезма помчались гонцы поднимать в седло воинов. Потянулись по дорогам в Хиву конные и пешие отряды из Гурлена, Нового и Старого Ургенча, Ташауза и Ильялы Впервые в столицу Хорезма прибыл со своими джигитами в должности юз-баши Рузмамед, Ханским фирманом было ему приказано влиться в войско Кутбеддина-ходжи. Состояло оно, в основном, на ополченцев, плохо вооруженных парней из сел, бедно одетых и необученных военному делу. Чарыки, чекмень, тельпек, самодельное копье, ружье — хирлы и лишь у более состоятельных юношей — конь с переметной сумой, в которой запасы провианта, — вот и вся экипировка хивинского воина.

Туркменские джигиты выглядели куда привлекательнее. У каждого — резвый скакун, сабля, лук со стрела ми, ружье, веревка. На десять джигитов один походный мангал, хотя о еде они пеклись меньше всего. Двух горсточек жареной пшеницы вполне хватало джигиту на день Лишь раз в несколько дней, да и то при благоприятных условиях, разводили они мангал: ставили на огонь казанок и разогревали в нем ковурму. Конная сотня Рузмамеда вызвала восхищение даже видавших виды баев. Ниязбаши-бий, вернувшийся из-под Серахса зимой и теперь вновь собиравшийся в поход, сказал с завистью Кутбеддину-ходже:

— Да, Кути-ходжа, с такими джигитами ты не пропадешь. С ними можно дойти до самого Мисра (Миср — Египет). Сделай туркменскую сотню из Ашака личной охраной, а Рузмамеда — своим помощником.

— Так я и сделаю, — согласился Кутбеддин, поглаживая редкую, с проседью, бородку. Глаза его маслянисто заблестели. — Эй, он-баши! — окликнул он десятского, — скажи Рузмамеду, чтобы подъехал ко мне.

Гонец поскакал на край лагеря, где остановились туркменские джигиты, и вскоре вернулся, недоуменно пожимая плечами:

— Этот ашакский Рузмамед заявил, что ему сначала надо повидать пушкаря Сергея.

Столь непочтительное отношение юз-баши вызвало у Кутбеддина негодование. Усилием воли смирив в себе вспыхнувшую ярость, он смолчал. Ниязбаши-бий, понимая, сколь унижен один из самых близких сановников хана, сказал примирительно:

— Ай, не стоит гневаться: эти туркмены все одинаковы. Они не признают власти над собой и потоку, не могут подчиняться.

— Я научу их этому, — пообещал Кутбеддин-ходжа, презрительно глядя в сторону, где расположилась турк менская сотня. — Они забыли, что я — шейх-уль-ислам.

Рузмамед-сердар, оставив свой отряд в лагере, с двумя джигитами выехал на дорогу и вскоре достиг Нарба га. Он давно не был здесь — больше года и теперь удивился, как все изменилось. На месте старого сада стоял длинный сарай с маленькими окнами, крытый жестью, левее — огромная круглая печь, над которой курился белесый дымок. Напротив сарая теснились одна к другой войлочные кибитки. Возле крайней сидели на топчане рабы и пили чай. Увидев конных туркмен, встали. Рузмамед спросил, где Сергей. Жестянщик Касьян охотно указал:

— А вот объедешь вокруг садов, там будет поле. На нем и найдешь Сергея. Там все пушкари,

Рузмамед хлестнул камчой коня и погнал его прямо через сад, задевая тельпеком ветви яблонь. Выехав на простор, он увидел огромную толпу людей возле стоявших в один ряд пушек. Сергей в чекмене и папахе, с запальником в руке был тут же, рассказывая съехавшейся дворцовой знати об артиллерии. Здесь же со своими джигитами находился Кара-кель — его сотня должна сопровождать и охранять пушкарей в походе.