– Я и признаю, и уважаю, как, впрочем, и мой отец. Но, когда встает вопрос о том, чтобы выйти замуж за человека другой веры… Столь далеко наша толерантность пока не простирается. Тем более что женщине-мусульманке запрещено выходить замуж не за мусульманина.

– Даже так? А я этого и не знала.

– Да, это так. Хотя мужчины-мусульмане могут брать себе в жены женщин другой веры. Получается не совсем справедливо, правда ведь?

– Мой отец не раз говорил мне, что все древние библейские тексты написаны мужчинами. Получается, Мариам, что мужчины всегда могут приспособить этот мир к своим нуждам, – пошутила я, пытаясь разрядить обстановку. – А что, если вам двоим обойтись обычной гражданской регистрацией брака?

– Я старшая дочь в семье, Электра. И с детских лет я привыкла, что вся наша жизнь и жизнь всей нашей общины строится вокруг веры. Гражданский брак у нас не признают, да я и сама не решусь на такой шаг, означающий, что я выступаю против тех принципов, на которых меня воспитывали.

– Ну и дела, – бросила я задумчиво. Не будучи верующим человеком в привычном понимании этого слова или глубоко образованной в религиозном плане, я не могла сформулировать собственное отношение к сложившейся коллизии, но одно я знала точно: для Мариам все это очень важно. – А что, если Томми перейдет в вашу веру? – ухватилась я за последнюю надежду.

– Теоретически, да, он может принять ислам, но надо помнить, что он воевал в Афганистане. И хотя он никогда не затрагивал эту болезненную тему напрямую, я отлично понимаю, что там он насмотрелся предостаточно на дела наших экстремистов. Там погибли многие его товарищи, кого убили, кто подорвался на минах, кто попал под бомбы… Ах, все так сложно в нашем мире!

– Но любовь есть и сегодня, разве не так? – вздохнула я в ответ. – То есть любовь – это, конечно, не решение всех ваших проблем… Но что, если вы просто будете жить вместе, так сказать, во грехе?

– Нет, Электра, никогда. Грех прелюбодеяния – это самый страшный грех из всех, – твердо отчеканила Мариам.

– А что сам Томми думает по этому поводу? Что он говорит?

– Ничего. Как я уже сказала вам, мы с ним порвали отношения неделю тому назад.

«Наверное, это случилось именно в тот самый день, когда я услышала его исповедь на собрании анонимных алкоголиков», – мелькнуло у меня.

– Так вот почему он больше не дежурит у нас на входе…

– Да, поэтому.

– А он знает, в чем причина?

– Догадывается, я думаю.

– Но, как я понимаю, пока вы не спросили у него напрямую о том, готов ли он принять ислам. Согласится ли он на такой шаг, так как это ваш единственный шанс быть вместе?

– Конечно, ни о чем таком я его не спрашивала. Да и он, собственно, не предлагал мне выйти за него замуж. Но, как я вам уже объяснила, я не вижу будущего для нас обоих, а потому просто решила положить конец нашим отношениям.

– Да, все ужасно запутано, – согласилась я, стараясь говорить сдержанно и ничем не выдавать своих истинных чувств. – Но, поверьте мне, Мариам, жизнь всегда была сложной и запутанной, во все времена. Я тоже хочу кое в чем признаться вам, хотя для этого мне придется нарушить одно из правил, установленных в нашем клубе анонимных алкоголиков. Так случилось, что я стала невольным свидетелем исповеди Томми на прошлой неделе. Он тогда прилюдно признался, что влюбился, но женщина, которую он полюбил, никогда не сможет быть вместе с ним. Мое тщеславие, раздутое сверх всякой меры, тут же подсказало, что Томми говорил обо мне. – Я улыбнулась.