Весной, сказала я через какое-то время. После Восьмого марта, мы отмечали в школе.

А кто-нибудь еще гулял с ними? Приходил домой? Может быть, какие-то мужчины?

Журналист вытащил из кармана еще фото, на нем был Китаев, только лет на десять моложе. Я хотела кивнуть, и тут заметила, что к нам через площадку несется мама: халат распахивался от широких шагов, лицо искажено гневом. Она кричала, дядя поднялся с корточек и принялся что-то объяснять, разводя руками. А мама — ну ты ее видел же, мухи не обидит, — хлестнула его ремнем. Я серьезно. Кожаным отцовским ремнем. Журналист стал угрожать, что обо всем расскажет в милиции. Мама ответила, что пусть рассказывает и заодно передает привет Александру Яковлевичу. А вечером кто-нибудь из «Сияния» зайдет к нему домой, родных проведать. После этого журналист спорить не пытался и сбежал. А я с тех пор одна на качелях не качалась.

Журналист явно был не из Староалтайска: местные к нам не приставали. Они как будто нас не замечали. То, что «Сиянием» стали интересоваться за пределами области, отца воодушевило, а многих напугало. «Нужно быть осторожнее», — слышала я однажды, когда отец и старшие наставники выпивали на кухне. Голос принадлежал Китаеву. А может, то был Широков. «Лишнее внимание нам ни к чему».

Да мы все время привлекаем внимание, так ответил отец. Объявления в газете — это что? Я несу свет и знание, мои ученики сияют, а тех, кто сияет, никто не смеет трогать. Никто на свете.

Меня за разговор с журналистом не наказали. Никто не смел поднимать на меня руку, даже мама. В тот день она просто посмотрела на меня, как будто я точный надежный инструмент, который вдруг сломался. Долго говорила с духами на кухне, просила защитить меня. Мама всегда так делала, когда думала, что ее никто не слышит и не видит.

Как-то раз я заглянула во время молитвы на кухню. На табуретках рядом с мамой сидели две бабушки, плотные, невысокие, в халатах и цветных платках. Они поглаживали маму по спине серыми пальцами. Одна обернулась ко мне. Ее глазницы были пустыми и сухими, как лесные дупла. После этого я никогда не заходила к маме, когда та говорила с духами. Запиралась в маленькой комнате, и проезжающие под окном машины рычали, как огромные псы с желтыми глазами.

выдох второй

Староалтайск украшен флагами — День города, вспоминает Ника. В ближайшем продуктовом многолюдно: пятница, вечер. Она берет большую пачку чая, задерживается в хозяйственном отделе, у полки с дешевой косметикой и компактными пудрами по триста рублей. Их золотистые упаковки похожи на плоские камушки с речного дна. Ника касается бархатистой поверхности, на пальце остается рыжий след. Цвет совсем не ее, но купить все равно хочется.

Заметив пристальный взгляд мужчины у полок с туалетной бумагой, Ника натягивает перчатку и торопится на кассу. Уже по дороге ругает себя: нашла кого смущаться, мужика в полосатой шапочке.

Что за ней следят, Ника понимает лишь у своего двора. Шагах в десяти идет тот самый мужчина в смешной полосатой шапочке и расстегнутой кожанке не по погоде.

— Вероника? — спрашивает он.

— Елизавета, — отвечает Ника. — А вы кто?

— Меня зовут Юрий, я из журнала «Алтайские новости».

— Не слышала о таком.

— Мы выходим только онлайн. Но у нас популярный телеграм-канал, мы быстро развиваемся.

— Не сомневаюсь.

— Скажите, вы здесь живете?

Ника перебирает в кармане ключи в поисках брелока от домофона. Голова болит ужасно, спазмы накатывают волнами.

— А вы с какой целью интересуетесь?

— Я ищу человека, девушку. Веронику Дагаеву. Помните, дело «Сияния», вот это все?

— Нет.

— Очень громкое дело. Мне сказали, что Дагаева переехала сюда.