У отца еда была всегда вкуснее. В целом мальчик не выглядел неухоженным или недоедавшим. К тому же он был весел и общителен. Он рано научился приспосабливаться к взрослым и не причинять им беспокойства. Будь это иначе, его бы давно куда-нибудь отослали. По мнению Лиз, у мальчика была нелегкая жизнь. Своему ребенку она бы такого не пожелала. В доме Энни все было иначе. Тетка приспосабливалась к потребностям племянников, и у Лиз было счастливое, спокойное детство. Энни всегда говорила, что они сделали ее счастливой. Теперь, когда Лиз сама стала взрослой и поняла, как нелегко преодолевать житейские трудности, она как никогда чувствовала благодарность к Энни. Жану-Луи и Франсуазе тоже приходилось нелегко, но расплачивался за это Дамьен. А вот Лиз не пришлось расплачиваться. В сложившихся обстоятельствах у нее было безупречное детство. И даже при таком гандикапе она с трудом строила серьезные отношения. Ни одному мужчине Лиз не говорила, что любит. Не говорила из страха, что он может исчезнуть или погибнуть. Да и вряд ли она когда-нибудь любила. Лиз до сих пор спрашивала себя, что чувствует к Жану-Луи. Конечно, она к нему привязалась, его общество доставляло ей удовольствие, но для нее понятие «любовь» включало в себя нечто большее, некий новый мир, из которого нет возврата. Пока все складывалось иначе.
Она всегда оставляла за собой право решать, продолжать отношения или нет. Пока такая свобода ее устраивала. Она даже представить себе не могла, что у них с Жаном-Луи может быть общий ребенок. А уж в двадцать лет, как случилось с Франсуазой, тем более. Жан-Луи часто говорил, что хотел бы еще одного ребенка, но Лиз и в голову не приходило взять на себя роль матери.
Лиззи поиграла с Дамьеном в карты, потом в новый паровозик, потом Жан-Луи поставил еще диск. В конце концов ангела с зелеными глазами и рыжими волосами сморил сон на кровати отца. Жан-Луи отнес его в маленькую кровать в комнатке, где мальчик спал, когда оставался на ночь у Жана-Луи. Утром предстояло отвезти его к Франсуазе.
Лиз и Жан-Луи провели спокойный вечер за вином и разговорами. Говорили в основном о моде, о знакомых издателях и фотографах, о политике разных журналов, в частности того, где работала Лиз. О карьере каждого из них. Им было хорошо вдвоем, они общались с одними и теми же людьми, работали в одной области, имели общие интересы. Эта связь казалась идеальной, особенно для того, чтобы вместе встретить Новый год.
В постели Лиззи прижалась к Жану-Луи, большего она сегодня не хотела. Ей нравилась эта маленькая квартирка в парижской мансарде, нравился лофт в Нью-Йорке. Они не стали заниматься любовью. Лиззи боялась, что может войти Дамьен, к тому же в квартире была только одна ванная. Правда, Жан-Луи уверял ее, что мальчик спит крепко и никогда не просыпается по ночам, но она все равно боялась нанести ребенку травму.
Утром все проснулись одновременно. Дамьен явился в спальню в той же одежде, что был накануне. Жан-Луи не захотел переодевать его, чтобы не разбудить. Мальчик прыгнул к ним в постель и спросил, чем они будут сегодня заниматься. Отец объяснил, что после завтрака его отвезут к матери, потому что завтра рабочий день и надо многое подготовить.
— А ко мне вечером бабушка приедет! — радостно сообщил Дамьен. — Мама завтра уезжает в Лондон работать. Она там будет пять дней. — Он уже знал все планы и был счастлив увидеть бабушку. — Когда бабушка у нас, мы каждый день едим мороженое, — сказал он Лиззи.
Ее сердце наполнилось сочувствием к малышу. Мороженое не может заменить слишком занятых собой родителей. Она надеялась, что бабушка постарается заполнить эту пустоту.
Лиз приготовила для всех тосты с джемом, а Дамьену сварила еще и яйцо. Жан-Луи сделал кофе с молоком. Он подал его в больших чашках, как делали в старых кафе. Получилось великолепно. Лиз выпила все до капли, а Дамьен перепачкал губы пенками.
К одиннадцати они были в марокканской берлоге Франсуазы на Рю-Жакоб. |