Итак, в 1942 году впервые Геринг, "наци э 2", официальный преемник
Гитлера, был подвергнут такой унизительной критике, да еще в присутствии
аппарата фюрера. Это событие немедленно легло в досье Гиммлера, и на
следующий день, не испрашивая разрешения Гитлера, рейхсфюрер СС отдал
директиву начать прослушивание всех телефонных разговоров ближайшего
соратника фюрера.
Впрочем, впервые Гиммлер в течение недели прослушивал разговоры
рейхсмаршала уже после скандала с его братом Альбертом, руководителем
экспорта заводов "Шкода". Альберт, слывший защитником обиженных, написал
на бланке брата письмо коменданту лагеря Маутхаузен: "Немедленно
освободите профессора Киша, против которого нет серьезных улик". И
подписался: Геринг. Без инициалов. Перепуганный комендант концлагеря
отпустил сразу двух Кишей: один из них был профессором, а второй -
подпольщиком. Герингу стоило большого труда выручить брата: он вывел его
из-под удара, рассказав об этом фюреру как о занятном анекдоте.
Однако Гитлер по-прежнему повторял Борману:
- Никто иной не может быть моим преемником, кроме Геринга. Во-первых,
он никогда не лез в самостоятельную политику, во-вторых, он популярен в
народе, и, в-третьих, он - главный объект для карикатур во вражеской
печати.
Это было мнение Гитлера о человеке, который вел всю практическую
работу по захвату власти, о человеке, который совершенно искренне сказал -
и не кому-нибудь, а жене, и не для диктофонов - он тогда не верил, что его
когда-либо смогут прослушивать братья по борьбе, - а ночью, в постели:
- Не я живу, но фюрер живет во мне...
15.2.1945 (22 часа 32 минуты)
(Из партийной характеристики члена НСДАП с 1939 года
группенфюрера СС, начальника IV отдела РСХА (гестапо) Мюллера:
"Истинный ариец. Характер нордический, выдержанный. Общителен и ровен
с друзьями и коллегами по работе. Беспощаден к врагам рейха. Отличный
семьянин; связей, порочащих его, не имел. В работе проявил себя
выдающимся организатором... ")
Шеф службы имперской безопасности СД Эрнст Кальтенбруннер говорил с
сильным венским акцентом. Он знал, что это сердило фюрера и Гиммлера, и
поэтому одно время занимался с фонетологом, чтобы научиться истинному
"хохдойчу". Но из этой затеи ничего путного не вышло: он любил Вену, жил
Веной и не мог заставить себя даже час в день говорить на "хохдойче"
вместо своего веселого, хотя и вульгарного, венского диалекта. Поэтому в
последнее время Кальтенбруннер перестал подделываться под немцев и говорил
со всеми так, как ему и следовало говорить, - по-венски. |