Изменить размер шрифта - +

    Фридрих снова впал в задумчивость, и в этот момент подали куриное фрикассе с капустой. В отличие от предыдущих блюд это оказалось

невероятно острым, и по тому, как монарх завертелся на своем стуле, Себастьян заподозрил, что тот страдает геморроем. Ничего удивительного,

если он каждый вечер ест перченое и пряное. Король жадно стал поглощать курицу.
    — Так значит, вас приглашают в королевские и княжеские дворцы, чтобы послушать ваши ученые разговоры?
    — В самом деле, ваше величество, случается, что высокие особы, занятые своими важными делами, интересуются плодами моих изысканий.
    Король сосредоточенно прожевал огромный кусок курицы и хитро взглянул на своего гостя.
    — Стало быть, на конференцию в Рисвике два года назад послы Дании, Саксонии и России пригласили вас, чтобы послушать ваши мудрые речи?
    Все понятно, подумал внезапно встревоженный Себастьян, шпионы получают жалованье не зря. Выходит, это приглашение на ужин было все-таки

ловушкой?
    — Но вы туда не поехали, — продолжал король, — потому что посол Франции в Гааге был категорически против. Не правда ли?
    — Правда, ваше величество, — ответил Себастьян, еле сдерживаясь, чтобы не улыбнуться. — Это еще один результат моих научных изысканий.

Я пришел к следующему выводу: самые просвещенные умы нашего времени должны договариваться, а не воевать. Его величество король Людовик

отправил меня в Гаагу, чтобы попытаться убедить представителей Англии, находящихся в тот момент в городе, что интересы этих двух великих

стран коренятся в мире, а не в войне. Сражения, подобные тем, что сотрясают Европу вот уже семь лет, только ослабляют страну, лишают ее

людских ресурсов и богатства. Это бедствие, подобное самой опустошительной эпидемии.
    — Я бы охотно согласился, — ответил на это Фридрих, — если бы не был убежден в противоположном. Лучше война, чем унижение. Англичане

оказались унижены в Гааге предложением соглашения, которое, в общем и целом, было бы тайным. У них не имелось другого средства, кроме как

развязать войну.
    Для этого человека жизнь солдата не стоила ровным счетом ничего.
    «Король, — подумал Себастьян, внезапно охваченный порывом гнева, — по природе своей бесчеловечен».
    — Прекращение военных действий в конце концов было бы оформлено официально, — возразил Себастьян. — И никто бы, ваше величество, не

потерял лица, не говоря уже про человеческие жизни и состояния.
    — Это точка зрения дипломатов, — ответил король высокомерным тоном, в котором, как ни странно, слышалось сочувствие. — Видите ли, граф,

вы одновременно правы и не правы. Правы, поскольку сообщество просвещенных умов, безусловно, существует, коль скоро мы с русским царем

договорились о необходимости заключения мира. И не правы, ибо, если бы я показал себя неспособным защищаться, царь счел бы, что одержал

надо мной верх. На первом месте судьба армии. Война — мать всех законов.
    Вот уж человек, который признает только силу.
    «Подожди-ка, дорогой мой, — подумал Себастьян, — ветер переменится. И если это будет зависеть только от меня, переменится довольно

скоро».
    Бросив в воздух несколько отрывочных рассуждений о верности и интеллекте животных, о трудностях путешествия в зимний период и о музыке,

которую Фридрих в последнее время по вполне понятным причинам забросил, король выразил желание удалиться.
Быстрый переход