– Мне голодать не подходит, доктор Кикербен, – сказала испуганная вдовушка, – для меня это вовсе не годится! Мне дня не прожить, коли понемножку не поддерживать себя, как того природа требует. Ведь с тех пор, как Джон Блоуэр помер, за мной смотреть некому. Премного благодарна, сэр (это было сказано слуге, разносившему чай), и тебе тоже, голубчик (а это – мальчику, подававшему пирожное). А не кажется ли вам, доктор, – доверительным шепотом продолжала она, – что чай‑то у ее милости жидковат… Не знаю, как по‑вашему, а по‑моему – просто водица. Да и эта миссис Джонс режет пирожное слишком тонко.

– Так уж принято, миссис Блоуэр, – ответил доктор Квеклебен, – а чай у ее милости превосходный. Когда пьешь минеральную воду, то вначале она, случается, отбивает вкус оттого вы и не чувствуете, как хорош чай. Мы должны поддерживать организм, укрепляя пищеварительную систему… Разрешите‑ка, миссис Блоуэр, – вы ведь у нас человек новый, и мы должны о вас заботиться… У меня есть с собой один эликсир, с помощью которого можно мигом исправить дело.

С этими словами доктор Квеклебен достал из кармана коробку с набором медикаментов. . – Я всегда во всеоружии, – сказал он. – Вот по‑настоящему полезная фармакопея, а все остальное – вздор и надувательство. Имей такой набор весной, а осенью езди недельки на две, а то и на месяц на Сент‑Ронанские воды – и раньше своего срока не помрешь.

С хвастливой миной доктор вынул из своей коробки большой флакон или, скорее, бутылочку, наполненную ярко окрашенной жидкостью, и влил три полных столовых ложки в чашку миссис Блоуэр. Попробовав, та сразу заявила, что и поверить нельзя, до чего вкус чая улучшился и какой он стал приятный и живительный.

– Может быть, доктор, ваше лекарство и мне поможет? – сказал мистер Уинтерблоссом, ковыляя к ним с протянутой чашкой.

– Никак не советую вам принимать его, – сказал доктор Квеклебен, весьма хладнокровно захлопывая коробку. – Ваша болезнь одоматозного характера, и вы лечите ее по‑своему. Вы ведь и сами врач не хуже меня, а я не привык вмешиваться в чужую практику.

– Ладно, доктор, – сказал Уинтерблоссом. – Придется мне подождать, пока явится сэр Бинго: обычно у него с собой охотничья фляга с лекарством, которое, наверно, ничуть не хуже вашего.

– Долго же вам придется дожидаться сэра Бинго, – ответил доктор. – Этот джентльмен предпочитает сидячий образ жизни и уже второй раз заказал себе магнум.

– Неподходящее имя для знатного человека «сэр Бинго». Как по‑вашему, доктор Коклеен? – спросила миссис Блоуэр. – Вот мой Джон Блоуэр, бедняга, случись ему только быть чуточку навеселе, «оказаться против ветра», как он говаривал, так он все пел песенку про пса, что звался Бинго и жил, кажись, у одного фермера.

– Наш Бинго пока еще щенок, сударыня, а если и пес, как бездомный, – сказал Уинтерблоссом и, весьма довольный собственным остроумием, улыбнулся своей неподражаемой улыбкой.

– А то и бешеный – ведь он воды в рот не берет, – вставил мистер Четтерли и тоже мило улыбнулся в восторге, что, так сказать, «перешиб» каламбур председателя.

– Ишь какие они оба шутники, – сказала вдова, – да и сэр Бунги охулки на руку не положит. Беда только, что он так засиживается за бутылкой, а? Джон Блоуэр тоже любил, грешным делом, выпить, бедняга. Бывало, как причалит к миске пунша с подветренной стороны, так его и не оторвать. Однако вот и со стола убирают. Ведь это ужас, доктор, чтобы мы блага земные так и принимали, ни до еды, ни после молитвы не прочитав? Этот мистер Читерлинг, если он на самом деле священник, будет в ответе, что пренебрегает службой господней.