— Тогда с вас триста двадцать пять рублей.

Расплатившись, я двинулась в обратную дорогу. В тамбурах курили, по коридорам бегала отобедавшая детвора в колготках и маечках, проводницы разносили чай, высоко поднимая подстаканники со стаканами, чтобы не выплеснуть случайно на сорванцов. Мой чай остывал в купе на столике, а соседка, разложив там же газетку, обстоятельно кушала яички вкрутую и ломтики помидоров, посыпанные солью. Я села на кушетку, примяв подушку под локоть, прикрыла ноги одеялом и глянула в окно.

Пейзаж улетал куда-то вдаль, почти не меняясь. Черные стволы деревьев на белом снегу казались частоколом, за которым радушный хозяин спрятал бесконечные поля. Мелькнула деревушка — дощатые домики, корявые, спящие до весны яблони, дымящие трубы… Сердце защемило. Где там мой дом, спрятанный на самой опушке леса, окруженный огородом да крепким штакетником? Пустой дом, холодный… Печь, небось, обиделась, что я уехала, икону увезла… Прощенья у нее просить теперь надобно. А ведь простит, даст тепло, даст еду, уют. Гармония наступит. И маленький родится… До конца зимы еще три месяца, как раз время будет навязать ему приданого длинными вечерами при свете керосинки…

Обязательно надо будет взять кошку. И собаку, да. Одной все же неспокойно. Может, у кого сука ощенилась в поселке, а до весны подрастут щеночки. От медведя не защитит, но отвлечь и предупредить должен…

— Васса? А чего ты так рано?

Катерина выглядела захлопотанной, а еще удивленной. Пропустив меня в прихожую, оглядела с ног до головы и спросила:

— Случилось что? Или в гости? Так наши спят еще после вчерашнего.

— Ничего, не будите никого, тетя Катерина, — шепотом ответила я и, сняв сапожки, прошла в кухню. — Я попрощаться пришла.

— Куда это ты намылилась? Кофе сварить?

— Нет, спасибо. Катерина, а вы куда сложили мои вещи? Ну те, в которых я приехала.

— Деточка, зачем тебе это старье? — бестактно спросила та, а потом прищурилась подозрительно: — Что за глупости в голове опять?

— Никаких глупостей, — улыбнулась я. — Домой еду. Вот и все.

Катерина всплеснула руками, всполошенно вскрикнула:

— Как домой?! Зачем?

Я вздохнула, махнув на нее, чтобы не разбудила весь дом, потом сказала тихо:

— Не срослось у меня с городом. Не могу тут больше. Тятя всегда говорил: где родился — там и пригодился. Вот и… еду.

— Да как же так? С мужем, что ль, поругалась? Так поживи у тетки, пока все перемелется! Зачем же сразу домой? Это ж такая дорога!

— Катерина, я все уже решила, поэтому отговаривать меня не надо. Просто принесите мне вещи, и я поеду на вокзал.

— Гэс-с-споди!

Она пристально посмотрела мне в глаза и, видно, поняла, что переубеждать бесполезно. Качая головой, ушла в коридор. Я открыла чемодан, чтобы сложить вещи поплотнее. Хотя чему там умещаться — блузка мамкина да юбка…

— Мяу-у-у-у!

Встопорщенное чудо с выпученными глазами метнулось из чемодана мне на руки и забилось головой под мышку.

— Кроха?! Ты откуда здесь? — изумилась я, машинально приглаживая шерсть на спине кошки. Кроха промяукала что-то глухо, будто жаловалась мне на меня же.

— Ах ты… безобразница! Решила тайком со мной поехать? Нельзя тебе туда, милая моя… Не могу я тебя через всю Сибирь везти в чемодане!

Катерина вернулась со стопкой одежды и тоже удивилась:

— Чего, и кошку потащишь?

— Спряталась в чемодане, — виновато улыбнулась я. — Что теперь с ней делать — ума не приложу…

— В поезд не пустят.