|
* * * Запрягать лошадь с хвоста. * * * Его совесть — снега белей. * * * Мать-одноночка. * * * Иннационалы (вместо инициалы). * * * В петельку проигрался. * * * Желудок есть центр человеческой организмы. * * * Всякое дыхание любит чихание. * * * А вы не думайте — и полегчает. * * * Как в дуб врезался. * * * Унасекомил. * * * Однова живем. * * * Колбасная эмиграция. * * * Дискомфортная информация. * * * Не залупайся! (то есть не спорь с начальством).
Короткие рассказы
(1956 — 1967)
А МОЖЕТ, ЭТО И НЕ ВЫ. . . Пожилая полная гардеробщица в глазном институте говорит мне: — А помните, как вы в первый раз к нам пришли, выпивши крепенько. Шумели еще тогда — Евдокия Георгиевна вас записывать не хотела, так вы ругались, грозили всем... Завхоза еще нашего за грудки взяли. Я смотрю на нее удивленно. — Конечно, вам теперь неудобно, — понимающе говорит она. — Человек вы культурный, и такое дело вспоминать не хочется... Лицо мое выражает крайнее изумление. — А может быть, это и не вы, — вдруг говорит она, простодушно улыбаясь. Вообще, меня частенько за кого-нибудь принимают, чаще всего обвиняя в неблаговидных поступках. 1956 г.
ПИВО В жаркий июльский полдень захожу в магазинчик «Соки — воды». И прошу: — Попить чего-нибудь, холодненького... — Похолоднее? — переспрашивает продавщица, зачем-то заглядывая под прилавок. — Пивка разве. Она открывает бутылку и, налив стакан, я пью. Пива я не любитель, а это оказывается кисловатым и к тому же вовсе не холодным. И я чувствую, что бутылку мне не осилить. Оглядываюсь. Шагах в трех от меня пьет газированную воду здоровенный, мрачного вида мужчина. Как только он ставит стакан на прилавок, я протягиваю руку с бутылкой: — Разрешите? И, не дожидаясь согласия, наливаю пиво ему в стакан. — Ну, зачем же, а? — гудит он, глядя на меня в недоумении. И, помедлив, с видимой неохотой, быть может лишь из вежливости, берет стакан. — Всё, всё должны допить! — поставив перед ним бутылку с остатками пива, заявляю я и отправляюсь домой. И только в квартире меня вдруг осеняет: «А за пиво-то я не уплатил!» Взволнованный, поспешно возвращаюсь в магазин. — Я забыл... Извините, пожалуйста... — Ничего, ничего — успокаивает меня продавщица, — ваш товарищ за все уплатил. Он, правда, был недоволен, пиво, что ли, ему не понравилось. Но ведь вы пили и не жаловались... 1958 г.
ОДИН ИЗ МНОГИХ Сейчас он доцент, с именем, работает над докторской и нередко печатается в «Вопросах истории». В разговорах общителен, смел и откровенен. Любимый его конек: изобличение и полное изничтожение ошибок и преступлений прошлого, причем в свидетельство своей принципиальности охотно и с удовольствием вспоминает, что, когда Сталин умер, он-де, — двадцати трех лет от роду, — как ребенок прыгал в кровати от радости. Он столько раз уже рассказывал, что и тогда все понимал и в те дни прыгал от радости, что и сам в это искренне уверовал. А в квартире на антресолях, заброшенный и давно позабытый, пылится дневник — толстая пожелтелая тетрадь — с его же собственноручной записью того времени: «...Весь день передают траурную музыку. Нахожусь в какойто совершенной, абсолютной прострации. |
