И со смертного одра встал уже дракон. Он должен был умереть! — с неожиданной страстью и гневом воскликнул Калиессир, — И он умер! А то, что вы видели — лишь облик, оболочка, которую они могут менять по своему желанию…
Пепел правильно выбрал себе имя. Наверное, только пепел и остался от сердца того юноши! Если остался…
— Теперь понимаю, откуда этот миф, что у драконов нет сердец, — усмехнулся Грецинн.
— Круговорот, — пожал плечами бард, — Каждый по-своему воспринимает стихотворные строки. Передавая дальше — еще больше искажает первоначальный смысл. Строки о сердцах драконов стали легендой, как стали легендой сами драконы…
— Взявшие на вооружение ваше сочинение, и дополнив его новыми деталями, им удобными, — закончил за него легат.
Они говорили еще долго, пока бард не отбыл, не желая задерживаться.
— Подумайте, легат, — обратился он на прощание, — Мы служим разным идеям и разным богам, но сегодня мы поняли друг друга. Так стоит ли считать кого-то варваром только потому, что он носит другую одежду и говорит на другом языке?
Возможно, это просто щит, который скрывает всю неприглядность истинных помыслов и побуждений?
Грецинн не ответил ему.
Фибий задумчиво вертел стакан, тоже глядя в след уходящим друидам.
— Вы знаете, легат, я прихожу к выводу, что если драконы и могли возникнуть где-то то только здесь: между Понтом и Янтарным морем.
— Почему?
— Огромные суровые просторы, чьи племена никогда не пребывают в покое. Близость степей и кочевников, угасающие города дариев и минойцев, и молодая сила Республики — это громадный кипящий котел в котором смешались все народы и религии… И здесь иначе мыслят! У нас даже стихи подчинены строгим логическим законам, а каждый второй оборванец на форуме прожженный софист. Здесь логика не в чести. А вера в возможность чуда столь тверда, что они готовы творить его сами.
Волшебство, которое для нас не существует, поскольку оно не объяснимо, здесь тоже перестает быть чудом, поскольку обыденно и естественно. Драконы нарушают все законы и человеческие, и природы? Но ведь они драконы, пожмет плечами любой — от крестьянина, до верховного жреца…
— И что же вы предлагаете? — Сулла почувствовал, что невероятно устал даже от разговоров о драконах.
— Я?! — изумился философ, — О нет, легат Грецинн, у каждого из нас своя строго ограниченная функция! Ваша — исполнять приказы на благо Республики. Моя — описывать вселенную, гадая о тайнах мироздания.
— А они? — легат кивнул в сторону, где скрылись Калиессир и Миррдин.
— Они — те, кто их создают. И с этим вы уже ничего не поделаете.
Сулла Валерий Грецинн вздрогнул: замечание философа отозвалось эхом наглого заявления Пепла и Горгоны.
Почему-то все решили, что раз дракон отвел Лею два месяца, то и на монастырь они нападут тогда же.
Драконы пришли много раньше…
Они явились за полночь, слету преодолев монастырские стены. В этот раз их было еще больше: несколько десятков, в том числе женщины и совсем молоденькие подростки, — что не мешало им сеять смерть так же неотвратимо, как и старшим драконам. Они двигались молча, стремительно и целеустремленно, и казались восставшими из ада демонами. Их ножи безошибочно настигали все, что двигалось…
И даже то, что не двигалось — не все монахи были воинами, некоторые были стары, и были дети, воспитывавшиеся в Обители…
Драконы будто бы и впрямь ориентировались по стуку сбивавшихся с ритма сердец, безошибочно находя свои жертвы. Их удары не были красивыми и демонстративными. |