А потом несколько лет подряд Федор плыл по житейской реке в одиночестве.

И снова встреча с Маринкой... Нет, уже не Маринкой, а Мариной. Тогда он и познакомил ее с Павлом.

Федор не знал, что именно это знакомство, частые прогулки у реки уже втроем обернутся когда-то против него самого. Не подозревал он и того, что уже тогда Павло полюбил Марину.

В жизни не редкость, что парню полюбится невеста друга. Тот и сам невольно содействует этому своим постоянным восхищением любимой, бесконечными рассказами о ней. Только Павло никогда ни единым словом не обмолвился о своей любви ни Марине, ни Федору.

Да и не Павло причина горьких воспоминаний. Он, как помнится Федору, сидел себе тихим, застенчивым гостем на их свадьбе. А вот Марина была, словно птица перед бурей. Все к чему-то прислушивалась, будто чего-то ждала. Федор, видя это, терзался, мучился, но про себя надеялся, что это обычная девичья тоска — она пройдет. Однако он ошибся...

На их супружеской жизни с первых дней лежала изморозь. Марина как бы мстила ему за что-то... А может, это прорывалось у нее невольно. Уходила на свою студенческую вечеринку и... забывала пригласить его. Выпадал свободный от занятий вечер — убегала к подругам и тоже не звала его с собой.

Со временем Федор стал о чем-то догадываться. А вскоре он уже знал все. Да, Марина на свадьбе сидела не рядом с ним! Она мыслью была где-то далеко, там, где бродил с веселой компанией институтский баянист и запевала, весельчак Олег. Старалась перехватить его песню, но новая песня Олега предназначалась уже не ей. И Федору стало казаться, что и замуж Марина вышла, чтобы отомстить. Отомстить Олегу за ту песню.

Это подозрение было первым испытанием, мучительно ранившим душу Федора. Но тогда у него хватило сил подавить боль. К тому времени как будто переменилась и сама Марина. Их поездка по Днепру, тот плес, на котором он отдохнул душой. А когда возвратились, он поехал в академию.

Последовавший за первым новый удар оказался крепче, сильнее, и он окончательно опрокинул его челн. Тот вечер и сейчас перед глазами, он часто приходил к нему каждым словом, каждой мельчайшей черточкой. Особенно в первый год после того, как все это случилось. Он отравил ему не один день, не один час. Но время стерло отчетливость воспоминаний, слов и интонаций. И все же оно оказалось бессильным развеять все до конца. Федор и теперь хорошо помнит тот вечер. Еще в поезде, устремляясь мыслями к Марине, он представлял себе вечер долгим-долгим. Ведь у него всего двое суток. А там — путь на фронт.

Вечер в самом деле оказался долгим, ужасающе долгим...

Марина очень смутилась, увидев Федора. Впрочем, это его не удивило. Ведь она знала его хорошо как товарища детских шалостей, как партнера по шахматам, но как мужа — всего только полтора месяца...

Марина то и дело вертелась перед зеркалом, стараясь укротить шпильками непокорные кудри, говорила, что спешит на семинар, где должна выступить с подготовленной темой. Она скоро вернется. Вот журналы...

Журналов хватило на час. Еще на полчаса — шахматных этюдов. А потом — восемь шагов комнаты по диагонали, сто десять метров асфальта перед домом, и снова комната. Цепкие и липкие, вызывавшие досаду мысли: «Пусть даже семинар... А зачем вертелась перед зеркалом? Зачем надела новое платье?»

Зашла соседка, попросила взаймы спичек. Играя усмешкой, сказала, что Федор, видно, разбогатеет: она не узнала его, приняла за Олега. Это, мол, «первый Маринкин знакомый». Он было куда-то пропал, а теперь зачастил снова. Его тоже призвали. И, кажется, сегодня вечером он уезжает.

Федор выбросил коробку спичек в коридор, а сам еще около часа мерил шагами комнату в табачном чаду. А потом пошел в институт. Там он узнал, что

занятия давно прерваны, все студенты работают в госпиталях.