Так Кэтрин уехала из Сент Мэри Мэд.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ЛЕДИ ТЭМПЛИН ПИШЕТ ПИСЬМО

— Так, — сказала леди Тэмплин, — так…

Она отложила номер «Дейли Мэйл» и устремила взгляд в воды Средиземного моря. Ветка мимозы обрамляла эффектную картину: золотоволосая, голубоглазая дама в очень откровенном неглиже. Золотистые волосы и бело-розовый цвет лица, несомненно, были лишь отчасти естественными, но голубые глаза — щедрый дар природы, и в свои сорок четыре года леди Тэмплин все еще могла считаться красивой женщиной.

Несмотря на очарование, леди Тэмплин думала сейчас не о себе. Вернее сказать, думала не о своей внешности — ее ум был занят более прозаическими материями.

Леди Тэмплин была известна на Ривьере, ее вечера на вилле Marguerite пользовались успехом. Она была умудрена опытом и имела уже четвертого мужа. Первый ее супруг — явная ошибка молодости, она редко вспоминала о нем. Тем более, что у него хватило ума и такта быстро умереть. Молодая вдова скоро обручилась с богатым владельцем пуговичной фабрики. Через три года совместной жизни он также отошел в мир иной — будто бы после порядочной попойки. Третьим оказался виконт Тэмплин, который благополучно ввел Розали в те круги общества, куда она так стремилась. Выходя замуж в четвертый раз, она сохранила за собой приобретенный титул — мистер Чарльз Эванс, привлекательный молодой человек, с восхитительными манерами, обожавший спорт и блага мира сего, не имел ни денег, ни титула.

В целом леди Тэмплин оставалась довольна жизнью; но у нее эпизодически возникали денежные неурядицы. Пуговичный фабрикант оставил порядочную сумму, но, как часто говаривала леди Тэмплин, «то одно, то другое…» Таяли денежки, таяли. Все же она была довольно хорошо обеспечена, но быть просто хорошо обеспеченной никак не могло устроить леди Тэмплин с ее темпераментом.

Поэтому, прочитав этим январским утром заметку в «Дейли Мэйл», она широко раскрыла голубые глаза и произнесла неопределенно и односложно: так-так-так. На веранде, кроме леди Тэмплин, находилась ее дочь — Ленокс Тэмплин. Для леди Тэмплин такая дочь, как Ленокс, была сущим наказанием — мало того, что ни капельки такта, так она выглядела еще и старше своих лет, а ее странный сардонический юмор был, мягко выражаясь, неприятным.

— Дорогая, — сказала леди Тэмплин, — просто фантастика!

— Что?

Леди Тэмплин взяла номер «Дейли Мэйл», передала газету дочери и ткнула пальцем в заинтересовавший ее абзац. Ленокс прочитала заметку, но не выказала и тени волнения, просто вернула матери газету.

— Ну и что? — спросила она. — Так всегда случается — в деревнях порой помирают скупые старухи, оставляющие свои миллионы бедным компаньонкам.

— Да, конечно, — ответила мать, — и, наверное, наследство не так велико, как пишут, газеты постоянно врут. Но пусть даже половина, и то деньжищи.

— Ну и что? Капитал оставлен не нам.

— Нет, конечно, дорогая, но эта девушка, Кэтрин Грей, фактически моя кузина. Фантастика!

— А-а… — протянула Ленокс.

— Интересно… — сказала мать.

— Что мы можем получить от наследства? — закончила за нее дочь, улыбаясь одной из тех улыбок, которые леди Тэмплин понимала с трудом, если вообще понимала.

— Ну что ты, дорогая, — с легким упреком сказала она.

Упрек был совсем легким, потому что Розали Тэмплин уже привыкла к откровенности своей дочери, даже к некоторому ее цинизму,

— Нет, мне интересно… — снова начала леди Тэмплин, озабоченно сводя мастерски подрисованные брови, — нельзя ли… О! Доброе утро, Чабби, дорогой.