— Голос? — задумчиво сказал Пуаро. — О, голос! Вы бы узнали его по голосу, мадемуазель?

— Пожалуй, — ответила девушка.

— Он заинтересовал вас, не так ли?

Зия кивнула.

— Мне было любопытно. Я столько слышала о нем: он ведь необычный вор — скорее, похож на персонаж из какого-нибудь романа.

— Да, — задумчиво сказал Пуаро, — да, может быть, и так.

— Но я собиралась рассказать вам не это, — сказала Зия. — Я хотела сообщить вам один факт, который, думаю, может быть полезен.

— Какой же? — спросил Пуаро.

— Рубины, как я уже сказала, были переданы отцу здесь, в Ницце. Я не видела, кто их принес, но…

— Что? Говорите!

— Одно я знаю — это была женщина.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

ПИСЬМО ИЗ ДОМА

«Дорогая Кэтрин, ты сейчас, наверное, вращаешься в высшем обществе и не особенно интересуешься тем, что происходит у нас. Но я всегда считала тебя разумной девушкой, так что деньги, может, быть, и не совсем вскружили тебе голову. У нас тут все по-прежнему. Мы немного поволновались насчет нового помощника викария, который оказался просто неприлично высокого роста. Сказали викарию, но ты же знаешь его — он само христианское милосердие, ему не хватает только твердости духа. В последнее время у меня непрерывные хлопоты со служанками. Энни мне не подошла — у нее были юбки выше колена и она не желала носить приличных шерстяных чулок. Меня мучил ревматизм, и доктор Харрисон настоял, чтобы я съездила показаться лондонскому специалисту — пустая трата трех гиней на гонорар плюс путевые расходы, как я ему и говорила, правда, я поехала в среду и купила обратный билет дешевле. Лондонский доктор сделал умное лицо и принялся говорить, но ничего толком не сказал, а только ходил вокруг да около, пока я ему не заявила: «Я прямая женщина, доктор, и привыкла, чтобы вещи назывались своими именами. У меня рак?» Ну, тут он был вынужден подтвердить. Говорит, если обо мне будут заботиться, я протяну еще год и особых болей не будет, хотя я считаю, что могу терпеть боль не хуже любой другой христианки. Временами мне бывает одиноко, потому что почти все мои подруги и знакомые уже умерли. Очень жаль, что тебя нет в Сент Мери Мэд, дорогая. Если бы ты не получила деньги и не ушла бы в свое высшее общество, я бы предложила тебе ухаживать за мной за вдвое большее содержание, чем то, что платила тебе бедная Джейн, но… но не стоит желать того, чего не можешь получить. Надеюсь, ты не попадешь в беду, беда всегда ждет человека, например, знатный джентльмен женится на неопытной девушке, забирает у нее деньги и выбрасывает бедняжку, так что ей остается одна дорога — на паперть. Я думаю, ты слишком разумна, чтобы с тобой случилось такое, но человек предполагает, а Бог располагает, а так как ты не избалована вниманием, то легко можешь потерять голову. В общем, дорогая, помни, что тут ты всегда будешь желанной гостьей, и хоть я и очень прямая женщина, но также и любящая. Преданная тебе,

Амелия Вайнер.

P.S. В газете я видела заметку о тебе и о твой кузине, виконтессе Тэмплин, Я вырезала ее и положила в свой альбом. По воскресеньям я молюсь за тебя, чтобы Господь избавил тебя от гордыни и тщеславия».

Кэтрин дважды прочитала сие оригинальное послание, положила его на стол и стала смотреть в окно спальни на блиставшее синевой море. В горле у нее стоял комок, на нее накатила внезапная волна тоски по Сент Мери Мэд. Маленький поселок, там жили простодушные, немного глуповатые люди — то был ее дом. Ей захотелось уткнуть лицо в руки и расплакаться.