— Нет, я не знал, просто… сердце мне подсказывало, — прошептал Поэт. — Все живы?

— Да, да!

— Слава Богу…

И, улыбнувшись, Поэт закрыл глаза.

— Эй, милейший, милейший! — менеджер потряс его за плечо. — Там ваша жена и дочь, им не терпится вас увидеть…

Поэт не проснулся. И, взглянув в его бледное, усталое лицо с чуть приоткрытыми синими глазами небесной ясности, менеджер вдруг понял, что Поэт больше никогда не проснётся…

Когда вертолёты приземлились в гостинице, Агнесса не двинулась с места: она сидела, не шевелясь, подле Поэта. Менеджер мялся возле них.

— От переохлаждения, — бормотал он, желая хоть что-то сказать. — Ведь он шёл в такой жуткий мороз… даже без куртки…

— Скажите честно, — Агнесса взглянула ему в глаза, — ему пришлось вас уговаривать?

Мужчина, вздохнув, кивнул:

— Да. У нас телефоны не работали… Мы хотели дождаться рассвета… И тогда он произнёс речь, — он задумался, припоминая что-то. — Такую речь…

Агнесса опустила голову:

— Он умер потому, — прошептала она, — что сердце его остыло. Он растратил последний жар на вас. На ваше убеждение. Он знал, на что идёт. Он спас нас… и ушёл… Ушёл…

Агнесса долго глядела сухими глазами куда-то вдаль — а менеджер изумлённо смотрел на спокойное лицо Поэта и думал над её словами, думал… и так и не понял.

„Холодно было. Вот и всё“, — подумал он. Встал и вышел из вертолёта.

Старуха смолкла.

— Агнесса умерла от разрыва сердца, — наконец сухо произнесла она. — Спустя две недели. Спасённые Поэтом люди даже не вспомнили о нём. Все забыли Поэта, и никто не приезжает сюда, на его могилу… Вот и всё.

— А что было с Дочкой? — Тихо спросил я.

— Её удочерила тётя, — старая сказочница смотрела куда-то в окна родного дома. — Но, окончив в том же году школу, она навсегда уехала из Норвегии в Россию.

Я долго молчал.

— Я ни разу не встречал таких людей, — потом сказал я тихо. — Наверное, это всё-таки возможно… для тех, у кого по настоящему горячее сердце. Только это грустная история. Очень грустная.

— Что же в ней грустного? Это жизнь, милый.

Я оторопел.

— Мне жаль Поэта, — произнёс я растерянно, пытаясь объяснить.

— Жаль… всем жаль. И мне жаль. И всем, кто слышал эту историю, тоже жаль, — старушка помолчала — и воскликнула с горечью, — а как можно его не жалеть? Ты уж объясни мне, милый, откуда такие сухари на свете берутся. Такие, как его дочка. Забыла отца, мать и даже не приезжает. Если ты её случайно встретишь, передай, что хватит жить сомнамбулой, плыть по течению жизни и лить слёзы в подушку. Надо взглянуть правде в глаза и приехать. И тогда она получит долгожданное прощение.

Старуха не на шутку рассердилась, вскочила и поковыляла к дому. Дверь за ней захлопнулась, и я остался в одиночестве.

Я бросил последний взгляд на старенький домик и пошёл прочь».

— Ребята, урок окончен. Загривкин!

Боря тряхнул головой, стряхивая наваждение. Почти весь урок он сидел и перечитывал своё сочинение. Чернильные строчки во многих местах расплылись, точно были размыты водой. Или… точно над ними кто-то плакал?..

— Да, Нина Эдвардовна? — с волнением произнёс Боря, глядя на учительницу.

Та, чуть улыбаясь, смотрела на него своими глубокими синими глазами.