— Потому что, Сема, как я понял, ты нетрезвый за руль не садишься.
— Ну и что?
— А то, что после установки надгробья со статуэткой ты угощал рабочих и сторожа. И сам угостился. И из сторожки позвонил мне, а?
— Нет, Ивану!
— И кто ж из вас выиграл?
— О чем ты?
— В покер. — на равных. Он сильный игрок.
— Ты, я вижу, тоже не промах.
19
Эта словесная игра-поединок возбуждала во мне азарт и боль — опасное сочетание чувств, будто я преследую близкого мне человека. Неужели этот недомерок был мне так дорог? Или его жена?.. В этом что-то есть, надо навестить его могилу. Я нес гроб — его красавец-братец пылится в моем сарае — таким вот образом скорбящий муж и мог отомстить мне за таинственную шуточку.
Между тем мы пришли на сельское кладбище. Пустынно, служба давным-давно кончилась. Начинался закат, в котором так дивно пылали медные луковки и красные кирпичи стен, устоявшие в войне миров.
Я сел на край новенькой белокаменной паперти. Семен стоял и озирался.
— Ты мне никогда не говорил, что ходишь сюда.
— Наверное, мне здесь было хорошо.
— А сейчас?
— Сейчас везде плохо.
— И я не люблю кладбищ, Макс.
— Боишься?
— Боюсь. И даже не знаю, чего больше: небытия или воскресения. С одной стороны — надежда. С другой — представить, как разверзнутся эти могилы и косточки запляшут…
— Все время об этом думаю, Сема.
— Э, тебе за страдание все спишется. Все на убийцу перейдет… не на тебя.
— Меня как кто гонит и гонит: извлечь его и истребить.
Он отшатнулся?
— Извлечь? Как ты страшно говоришь, Макс!
— Страшно? Вы все не хотите помочь… Ладно, пойдем. Покажешь место в кустах, где стоял человек в кроссовках.
— Дачник, конечно.
— Но за мной кто-то следит!
— Ты что?
— И ты ведь тоже ловишь кого-то, а, Сема? Преступника или свидетеля?
— Я в ваши игры не играю, — отрезал Семен. Он вдруг затвердел.
— Играешь. Ведь ты хотел проверить, куда 10 июня доктор из моего дома ушел? В Тьму.
— На любом суде я дам показания, что мы играли в покер.
— На любом? И когда могилы разверзнутся? — я отчего-то расхохотался как безумец. Ай да ювелир, ай да ловкач — ведь как тонко и проникновенно он меня на след третьего друга навел. Даже некоего господина в кроссовках выдумал.
Пошарили мы в тех трепещущих кустах: ни пресловутого окурка, ни пуговицы, ни свежесломанных веток — ничего не нашли. Зато обнаружили Ванюшу — у меня на веранде в шезлонге. В таком же адидасовском костюме, что на мне, и в кроссовках, между прочим.
— Машина все еще в ремонте, Иван Петрович?
— Резину надо менять.
Неужто и он маршрут в темь кромешную проверять бегал? Злой задор разбирал меня: надо было этих друзей раскрутить, то есть друг на друга натравить.
Мы прошли в дом (Вагнер уже умолк), расселись в креслах вокруг светильника, закурил, угостились коньячком (мы с доктором; ювелир, по обыкновению, воздержался).
— Только что, Иван Петрович, Сема провел эксперимент, в результате которого мы убедились, вполне вероятно, преступник убрался от меня в Москву через Темь. Вот почему в Змеевке и на нашей станции его никто не видел.
— Сема экспериментами занимается? — доктор усмехнулся. — Надо же.
— Я не занимаюсь, — возразил Сема сдержанно. |