— Я не занимаюсь, — возразил Сема сдержанно. — Это заслуга Макса.

— Ну, как же, Сема! Ты даже кабана в лесу обнаружил. Кабанчика в кроссовках.

Иван Петрович засмеялся.

— Это ты иронизируешь по поводу Цирцеи, обращающей мужчин в свиней? Насчет Теми — любопытное предложение, — он помолчал, потом выговорил с усилием: — Но куда преступник дел мертвую?

— В лесу по дороге припрятал, например.

— Нет, неубедительно — слишком опасно идти по освещенной улице с таким грузом.

Опасно, согласился я про себя, тем более что тут рядышком следователь со своей невестой любезничали. Странно, однако, что Котов тот роковой стук в дверь не слыхал.

— Твой участок тогда же ночью обыскали, — продолжал Иван Петрович. — А соседний?

— Нет. С какой стати?

Доктор словно угадывал и высказывал мои сегодняшние предположения. Семен в разговоре не участвовал — словесно, красные в розовой подсветке глазки поблескивали.

Иван Петрович продолжал допрос:

— Тут ведь девушка живет, которая милицию вызвала?

— Да с братом.

— Если б мы были уверены, что Вера убита…

— Убита, — перебил я. — Есть доказательство.

В оцепеневшей паузе я подошел к книжным полкам, выдвинул Достоевского… зловещий узелок шлепнулся на лакированную столешницу.

— Что это? — вскрикнул Семен.

— Опознай, Сема. Ее вещи? Ты же мне описывал, — я развязал узелок. — Вот серебристая блузка, брюки-юбка, сумочка…

Семен схватил босоножки.

— Ее! Тридцать четвертый размер. Маленькая ножка.

— Ах, ты и размер знаешь?

— В материальном мире я различаю малейшие нюансы. По своей профессии… — он вдруг осекся, побагровел, тихонько поставил босоножки на стол.

Я взглянул на доктора: глаза остекленевшие… внезапно ожили, словно электрический разряд пробежал, накаляя атмосферу ненависти — так мне, с Надиных слов, подумалось. Он спросил хрипло:

— Почему блузка разорвана?

— Это уже потом… птица. Это неважно.

— Где ты нашел вещички?

— Пока не могу сказать, Иван Петрович.

— Почему?

— Потому что один из вас и так знает.

Господи, я наблюдал как только мог, вглядываясь, вслушиваясь — ведь чую сговор, если не заговор! — ни один из них не дрогнул.

— У тебя есть основания обвинять кого-то из нас?

— Ребят, мы же трое поросят! — я захохотал… не я — мне было страшно, — а какой-то визгливый живчик во мне. — Мы ж повязаны одной веревочкой, она нас повязала!

— Прекратить истерику! — невропатолог ударил пальцами о столешницу, так что босоножки подпрыгнули, смех застрял у меня в горле.

Семен подал голос:

— Вместе с ее вещами ты обнаружил?.. — Голос сорвался перед последним словом.

— Трупа в том месте быть не может.

«В дупле и ветвях не может, а внизу? — добавил я про себя. — Под девой и юношей?..» Но я не мог наводить их на Надю, по душе не мог.

— Крови нет, — прошептал Семен. — На тебе, Макс, была, а на вещах…

— Значит, ее голую пристукнули.

— Но ты же был одет! Если вы занимались любовью…

— Откуда ты знаешь, что я был одет? Ты меня видел?

— Я… не знаю, я так понял.