Следователь упомянул бы о столь важном факте.
— Стало быть, — проговорил доктор веско, — она была убита другим способом. Например, задушена.
— Но кровь ее группы! — вскрикнул Семен.
После гнетущей паузы я сказал:
— Каким бы способом ее ни убили — зачем снимать с мертвой одежду и прятать в место — поверьте на слово — крайне необычное?
— Чтоб нельзя было опознать! — выпалил Семен. — Ее так изуродовали, что опознать можно только по вещам.
— Но коль вещи чистые, то сначала одежду сняли, а потом до смерти изуродовали.
Я говорил с нарастающим гневом. Кто-то из них — а может, оба! — все знает, а я тут мечу бисер перед свиньями!
— Вещи не только чистые, — заметил Семен, — но и непорванные. Вот — одна дырочка на блузке…
— Это потом! Птица разодрала.
— Какая птица?
— Сорока-воровка.
— Макс! — воззвал доктор властно. — Ты заговариваешься. Если так будет продолжаться…
— То я вспомню. Я уже вспомнил стук.
У него аж лицо переменилось.
— Ты вспомнил! Впервые? Точно?
В конце дуэта Зигфрида и Брунгильды кто-то постучал во входную дверь. Я каждый день буду слушать «Гибель богов» в мастерской и вспоминать, вспоминать — по клочкам, по обрывкам… и увижу лицо. Да, лицо того, кому я открыл дверь.
— Может ей? — вставил Семен в сильном волнении.
— Сначала я впустил убийцу. Соседи почти одновременно видели, как к дому идет Вера, а за окнами дергаются два силуэта.
— А как она вошла? У нее был ключ?
— Откуда я знаю?
— Войти не проблема, — включился Иван Петрович. — Отмычкой любую дверь можно открыть.
— Она, Вань, уголовница, по-твоему?
— Я тоже не уголовник, а как-то дверь захлопнул — хорошо слесарь-сантехник у нас в доме мастер на все руки…
Я перебил нетерпеливо:
— Ну, предохранитель у меня часто не срабатывает, не в том суть. Вошла, неслышно поднялась под звуки Вагнера. Допустим, я лежу на полу, преступник добивает скульптуры. Вера бросается ко мне — и на нее обрушивается удар кувалды. Картина более-менее ясная, но… прежде он должен был ее раздеть. Или она сама разделась.
— Извращенцы! — процедил Семен. — На трупе…
— Но даже если и так — дальнейшее непонятно. Сцена любви и ревности, дикая ссора, убийство. И он с трупом попер на станцию Темь?
— Спрятал на соседнем участке. — Иван Петрович бил в одну цель.
— Зачем прятать один труп из двух? Зачем прятать одежду, уже пролив кровь, которую несомненно обнаружит экспертиза?
Голова кружилась, что-то в ней звенело, потрескивало, как будто разгадка билась и не могла пробиться сквозь пленку забвения.
— Макс! — воззвал Семен требовательно. — О чем задумался?
— О статуе в саду, которую видела Надя без четверти одиннадцать.
— О таком вздоре и говорить не стоит!
— Стоит! — заговорил Иван Петрович. — Ты полагаешь, Вера очнулась и ушла?
— Голая? — Семен рассмеялся иронически.
— Вот что видела Надя: невысокая фигура в белом в кустах, крылья над плечами, лицо как будто из гипса — на него падал свет из окон мастерской.
— Значит, твоей соседке надо показать фотографию Веры, — подсказал Иван Петрович. |