Она отказывалась играть с ним в теннис до тех пор, пока полковник не нашел молодую пару, которая нуждалась в партнерах.

Без особой радости Марсия вынуждена была стать четвертой. Когда после ленча они встретились на теннисном корте, Малколм был поражен происшедшей в ней переменой. Выйдя на корт, Марсия, казалось, забыла обо всем.

Играла она хорошо, у нее был сильный удар слева, что редко удается женщинам. В короткой складчатой юбочке она двигалась по корту с живостью, так противоречившей ее обычной апатии.

Марсия была партнером Малколма в двух сетах. Оба сета они выиграли. Уставшие, побросав ракетки, они вдруг весело и непринужденно рассмеялись.

— Отличная игра, партнер, — похвалил ее Малколм. — Право, отличная.

Малколм понимал, что победа досталась им благодаря игре Марсии, ибо он, когда-то неплохо игравший в теннис, за последние годы потерял спортивную форму и нередко допускал неточные удары.

— Великолепно! Спасибо, — поблагодарили их партнеры. — Вы позволите нам завтра попробовать взять реванш?

Марсия ответила не сразу, и Малколм опередил ее:

— Пожалуйста, соглашайтесь. Вы не представляете, как много это дало мне сегодня.

Марсия какое-то время смотрела на него серьезным задумчивым взглядом и наконец сказала:

— Хорошо, но сыграем до ленча. Это более подходящее время для игры.

Впервые с ними не было полковника, а значит, и не было неприятного чувства, что все это подстроено им. Поэтому, когда они после игры покидали корт, Малколм отважился пригласить Марсию выпить чашку чаю в баре.

Ее мгновенное согласие не могло не удивить его, ибо он привык к ее постоянным отказам на все предложения, исходившие от него или от отца.

Усевшись в глубокие мягкие кресла бара, они стали ждать, когда принесут чай.

— Сигарету? — спросил Малколм, но Марсия отрицательно покачала головой.

— Я не курю, — ответила она.

— Но это так несовременно, не правда ли? — заметил Малколм.

Марсия пожала плечами.

Здесь, вне корта, ее оживление постепенно угасало. Малколм почти в смятении ждал, как на лице ее вот-вот снова, как маска, появится прежнее недовольное выражение и печально опустятся уголки алых губ.

— Вам нравятся Канны? — спросил он.

— Я ненавижу это место, — ответила она.

В ее голосе было столько гневного презрения, что он испугался; не прежняя скука, а скорее горечь и откровенная ненависть.

— Зачем же вы здесь? — не мог не спросить он.

Марсия улыбнулась с горькой иронией и, словно то был глупый вопрос ребенка, ничего не ответила.

Малколм чувствовал, что она могла бы о многом ему рассказать, если бы решилась. Интуиция не обманывала его. Что же скрывалось за этой прелестной внешностью?

Странно, но Марсия как женщина совсем не привлекала его.

Она и ее отец интересовали его лишь постольку, поскольку способны были отвлечь хоть на время от тяжелых мыслей, а он в этом очень нуждался. Но как мужчина он оставался равнодушным.

Марсия была, бесспорно, очень красива, так красива, что он невольно любовался ею. Но равнодушие ко всему вокруг словно заключило ее в ледяную оболочку.

Она держалась надменно и отстраненно. Он не мог приблизиться к ней с тем, чтобы узнать, состоит ли она, образно говоря, из живой плоти и крови.

В их отношениях есть что-то абсурдное, внезапно подумал Малколм — ведь и он тоже тщательно старался ничем себя здесь не выдать.

Ни полковник, ни его дочь так и не узнали, женат ли он или холост, а возможно, даже вдовец. Без гроша ли он в кармане или миллионер.

Если Марсия очень мало знала о нем, то и он почти ничего не знал о ней, кроме того, что она очень красива.

Малколм провел в ее обществе почти три дня, а знал о ней не больше, чем о любой девушке, сидящей напротив него в вагоне метро.