Он вел себя как капризный ребенок, но Марсия уже хорошо изучила Малколма и поняла, что грубость его намеренна, он не просто срывал на ней сиюминутную досаду или раздражение.

Выйдя в сад, Марсия вдруг поняла, что произошло в тот вечер, когда с Малколмом случилось несчастье.

Он видел, как Джеральд обнял ее и поцеловал, и по-своему истолковал это.

При этой мысли Марсия залилась краской стыда.

Она была умна и понимала, что, зная о ее родителях, Малколм имел право усомниться в ней, решить, что от нее рано или поздно вполне можно ждать нечто подобное.

Как объяснить ему? Как рассказать, что было на самом деле?

Ведь она не должна забывать и о Джеральде, чей заработок и карьера зависят от доброго расположения Малколма. Если муж действительно так раздражен, прежде всего может пострадать Джеральд.

«Что мне делать? Как все это уладить?» — думала она.

Марсия бродила по лужайке. Было около трех пополудни, солнце стояло высоко, и день был жаркий.

Но Марсия дрожала, словно от озноба, и руки ее были холодны как лед.

«Неужели я так боюсь Малколма?» — спрашивала она себя.

Да, она боялась его. В нем так мало человеческого тепла, он так высокомерен.

«О, если бы Джасмин была здесь. Как мне нужен ее совет», — терзалась бедная Марсия.

Она готова была броситься к телефону, но тут же остановила себя. Такой разговор по телефону невозможен. А больше ей не к кому обратиться; она все должна решать сама.

Ясно одно — нельзя бездействовать. Марсия пересекла лужайку и через чугунные ворота вошла в парк. Какое-то время она шла по главной аллее, но потом свернула налево и по поросшей травой тропке направилась к церкви.

На погосте лишь на нескольких могилах были цветы, остальная его часть представляла картину полного запустения; могильные камни густо поросли мхом. Здесь все нуждалось в наведении порядка.

Тень от высоких тисов усиливала атмосферу печали и покоя.

Марсия, открыв калитку и пройдя по узкой каменной дорожке, вошла в церковь.

Здесь было прохладно и стояла удивительная тишина. Резная дубовая скамья скрипнула, когда Марсия опустилась на нее. Из витража над алтарем, переливаясь радужными красками, пробился солнечный луч.

Марсия увидела на стенах мемориальные доски с именами погребенных, на некоторых были скульптурные изображения коленопреклоненных молящихся. Казалось, церковь стала семейным мемориалом Грейлингов.

Марсия вдруг почувствовала себя здесь посторонней.

Это место принадлежит Малколму, оно — часть его плоти; те, кто дал ему жизнь, покоятся здесь, и однажды придет час и он присоединится к ним.

«Где в это время буду я?» — думала Марсия.

Где и в каких неблагоприятных обстоятельствах по воле судьбы окажется она в это время?

Марсия поднялась и покинула церковь. Она искала в ней приюта, но ей было отказано. Возвращаясь в дом, она наконец приняла решение.

Надо поговорить с Малколмом, хотя бы ради Джеральда. Она побаивалась этого разговора, но знала, что у нее хватит на это смелости.

В холле ее уже ждал чай, но она даже не подошла к чайному столику, а медленным шагом поднялась по широкой лестнице.

Последние шаги дались ей через силу, и когда она оказалась перед дверью спальни Малколма, лицо ее было бледным.

Постучав, Марсия услышала резкое:

— Войдите!

На мгновение ей показалось, что у нее отнялись ноги — они не слушались ее. Однако, сделав над собой усилие, она открыла дверь.

Малколм молча смотрел на нее, и по его виду было ясно, что он не рад ей. Но она закрыла за собой дверь, подошла к его постели и села на стул рядом.

Марсия собиралась говорить с ним стоя, но выдержка изменила ей, и она поняла, что должна сесть, иначе не в силах будет сказать ему то, на что со страхом решилась.