— Малколм, — начала она, и собственный голос показался ей слабым и незнакомым. — Я должна поговорить с вами.

Он отложил блокнот, но карандаш оставил в руке и стал вертеть его в пальцах, нахмурившись, словно был недоволен тем, как это у него получается.

— Я хочу знать, — начала Марсия, — почему третьего дня вы оказались на балконе?

— Я не готов обсуждать это с вами, — ответил Малколм.

— Почему? — негодующе воскликнула Марсия.

Он посмотрел на нее так, словно ее вопрос удивил его.

— Если вы намерены обсуждать именно это, — ответил он, — то я не считаю наш разговор таким уж важным, и, прошу вас, давайте отложим его.

— Это неправда, и вы это знаете! — горячо возразила Марсия. — Он очень важен для нас.

— Для нас? — холодно переспросил Малколм и вскинул брови.

— Господи, зачем вы все усложняете? — не выдержала Марсия.

Она неожиданно поднялась со стула и пересекла комнату.

— Почему вы так обращаетесь со мной! Неужели вы не понимаете, что я хочу во все внести ясность? Я хочу быть честной и откровенной с вами, вместо того, чтобы делать вид, будто этот дурацкий барьер холодности между нами и есть наши нормальные отношения.

— А в чем вы хотите быть искренней и откровенной со мной? — полюбопытствовал Малколм.

Она повернулась к нему и, откинув с вызовом голову, посмотрела ему в лицо.

— Вы видели, как в тот вечер Джеральд поцеловал меня, — твердо сказала Марсия.

— Что из этого? Да, я видел.

Несмотря на сдержанность, голос его звучал сердито.

— Вас это расстроило, разозлило, возможно, вызвало отвращение. Вот почему вы поскользнулись на ступеньках лестницы и упали.

— Моя дорогая Марсия, — холодно возразил Малколм, — нам незачем об этом говорить. По условиям нашего соглашения вы вправе вести себя, как вам заблагорассудится, прискорбно лишь то, что для этого вы выбрали мой дом, а объектом ваших чувств стал мой управляющий.

— Именно этого я и боялась! — воскликнула в отчаянии Марсия. — Выслушайте меня, Малколм, прошу вас. Хотя бы раз выслушайте, если вы на это способны. Будьте же человечнее и попытайтесь понять других.

Она сжала руки, стараясь не потерять контроль над собой.

— С тех пор, как вы женились на мне, — продолжала Марсия, — вы относились ко мне, как к человеку, который не заслуживает вашего внимания, а порой едва вспоминали обо мне. Я старалась не придавать этому значения. И не ждала чего-либо от вас, хотя иногда вы причиняли мне боль, и я удивлялась, зачем вы делаете это, чем заслужила я такое отношение?

Потом мы приехали в Грейлинг, и я впервые в жизни почувствовала себя счастливой. Дом такой красивый, места вокруг — рай, о котором я и мечтать не могла, и все это мне доступно.

Мне было хорошо, я была абсолютно всем довольна, хотя у меня не было друзей, а вы со мной никогда не говорили, словно я — посторонняя, не достойная вашего внимания женщина. И смотрели на меня свысока, как на некое ничтожество.

Малколм издал какой-то нечленораздельный звук, но не прервал ее.

— Но даже на это я не реагировала, лишь бы мне можно было пожить здесь еще немного, насладиться тем, что я снова в родной Англии. Но потом такая ситуация стала пугать меня. «Как долго это продлится?» — спрашивала я себя. Как скоро вы решите выпроводить меня отсюда? По ночам я лежала без сна, сознавая, что завтра, возможно, — мой последний день в Грейлинге.

Иногда я вставала и, убедившись, что все в доме спят, выходила в сад или в парк, боясь пропустить хотя бы одно мгновение того, что было так мне дорого.

Но вы ничего не говорили мне. Потом на прошлой неделе приехала Джасмин, и с ее приездом вы изменились ко мне, стали добрее.