— Бедная женщина! Она думает об ужасной смерти, которую принял наш Спаситель, — сказал Лука. — И все же, сын мой, эти слезы не что иное как проявление эгоизма. Это себя мы оплакиваем. Себя… Иисус не раз плакал, это правда. Но причиной его слез была жалость, огромная жалость к нам. Я никогда не видел слез на лице Павла. Его львиное сердце хорошо знает, что это слабость — оплакивать тех, кто перешел в лучший мир.

Я говорю тебе обо всем этом, сын мой, потому что скоро настутвтг время нашего прощания. Мне будет очень не хватать тебя. А по твоим глазам я вижу, что разлука делает тебя тоже несчастным. Но нужно держать себя в руках. У тебя прекрасная жена, скоро у вас появятся дети, ты будешь вести полнокровную и полезную жизнь. Но только не забывай того незнакомца, который пришел однажды на Оружейную улицу… Однажды ночью, когда надежды почти оставили тебя. Каждый раз, когда я вспоминаю, как ты принял меня за ангела Мафусаила, я улыбаюсь. Это воспоминание будет одним из цветков в моем венке, когда я перейду в вечность. Если, конечно, можно назвать венком тонкую повязку… — Он наклонился к Василию и положил ему руку на плечо. — И никаких слез при расставании. Только улыбки… и никаких слез, хотя мы оба прекрасно знаем, что расстаемся навсегда.

ГЛАВА XXXIV

1

Как только Василий вошел в здание суда, он тут же ощутил злобную враждебность, которой веяло от Линия. Узурпатор был окружен свидетелями и какими-то чиновниками. Он сидел развалившись на низкой скамье. Расставив в стороны толстые ноги, выпятив жирный живот, он по-прежнему был отвратителен. Даже еще более отвратителен, чем раньше. Он угрожающе смотрел в сторону Василия и что-то нашептывал людям, находившимся подле него.

— Он очень злой сегодня, — заметил Иоезер. Выглядел адвокат очень уверенно. Он еще раз посмотрел на Линия и сказал: — Всех благ тебе, дорогой! Я знаю точно, что он не смог подкупить Брута, вон того судью… А вон главный судья, Орест Фламиний. Он очень молод и прямолинеен. Я еще никогда не встречал людей с таким тяжелым характером. Поэтому нам надо быть чрезвычайно осторожными, чтобы не настроить его против себя. Но я думаю, что очень скоро они с Линием столкнутся. Линий есть Линий.

Василий посмотрел на главного судью. Противоречивые чувства охватили юношу. Орест Фламиний был действительно очень молод, слишком молод, чтобы занимать такой ответственный пост. Он был лыс и вдобавок к этому еще и подслеповат. Василий ясно видел, как он щурит глаза, морщит нос и лоб, пытаясь прочесть лежавшие перед ним документы. Наверное, решил Василий, он действительно неподкупен и беспристрастен. Но вместе с тем и своенравен. Тяжело иметь дело с такими людьми.

Когда-то во время первого слушания Василий чувствовал себя совсем одиноким. Никто даже не пытался заговорить с ним. Старые друзья отца, зная заранее, что он проиграет, боялись встретиться с ним взглядом. Теперь все было по-другому. Люди пытались привлечь его внимание, улыбались ему, махали руками. В тот печальный день была сумрачная погода. Облака заслонили тогда все небо. А сейчас светило солнце и кирасы солдат ярко сверкали.

Да, в этот раз все было по-другому. Но несмотря на общее дружелюбие и на оптимизм Иоезера, Василий не чувствовал себя полностью спокойным. Девора не смогла сопровождать его. Она встала вместе с ним, но с большим трудом. А потом вдруг побледнела и села на кровать.

— Василий, мне что-то плохо… Кажется… кажется, я заболела. Только не надо сразу так волноваться. Ничего, любимый, я думаю, что в моем положении такие вещи время от времени случаются.

В ожидании начала заседания, Василий сидел и смотрел на судей, но мысли его были далеки от того, что происходило в зале. Перед ним стояло совсем белое лицо жены, и он все время задавал себе вопрос, не скрыла ли она от него что-нибудь важное и серьезное.