|
Бедняга ждет от нее шиллинга! Нужно встать и бросить ему. Она подошла к окну, выходившему на улицу, и вдруг отшатнулась. У подъезда стоял Фрэнсис Уилмот. Как, еще одна сцена? Это уж слишком! Вот и звонок! Некогда сказать, что ее "нет дома". Что ж, пусть слетаются на ее прошлое, как пчелы на мед. - Мистер Фрэнсис Уилмот. Он стоял в дверях. Почти не изменился, только похудел немного. - Ну, Фрэнсис, - сказала она, - я думала, что вы "покончили с этой глупой историей". Фрэнсис Уилмот подошел и, не улыбаясь, взял ее руку. - Завтра я уезжаю. Уезжает! Ну, с этим она могла примириться. Сейчас он ей казался самым заурядным молодым человеком, бледным, темноволосым, слабым. - Я прочел вечерние газеты и подумал, что, быть может, вы хотите меня видеть? Что он, смеется над ней? Нет, лицо его было серьезно, в голосе не было горечи; и хотя он пристально смотрел на нее - решить, осталось ли у него к ней какое-нибудь чувство, она не могла. - Вы считаете, что я перед вами в долгу? Я знаю, что нехорошо с вами поступила. Он посмотрел на нее так, словно она его ударила. - Ради бога, Фрэнсис, не говорите, что вы пришли из рыцарских побуждений. Это было бы слишком забавно. - Я не совсем понимаю... Я думал, что, быть может, вы не хотели ответить на этот вопрос о любовной интриге... из-за меня. Марджори Феррар истерически захохотала. - Из-за вас! Нет, нет, дорогой мой! Фрэнсис Уилмот отошел к двери и поклонился. - Мне не следовало приходить. Внезапно ее опять потянуло к этому необычному человеку, к его мягкости, его темным глазам. - Во всяком случае, теперь я опять свободна, Фрэнсис. Бесконечно тянулись секунды, потом он снова поклонился. Это был отказ. - Ну, так уходите, - сказала она. - Уходите скорей! Я сыта по горло! И она повернулась к нему спиной. Когда она оглянулась, его уже не было, и это удивило ее. Он был новой разновидностью - или старой, как ископаемые! Он не знал элементарных основ жизни, был старомоден a faire rire <До смешного (франц.).>. И, снова растянувшись на диване, она задумалась. Нет, они ее не запугали. Завтра раут у Бэллы Мэгюсси, чествуют какого-то идиота. Все там будут, и она тоже. VIII. МАРИОНЕТКИ Когда Майкл, не спускавший глаз с сэра Джемса Фоскиссона, услышал ее слова: "На этот вопрос я не отвечу", он резко обернулся. Было точь-в-точь, как если бы она ответила: "Да". Судья смотрел на нее, все на нее смотрели. Неужели Булфри не придет ей на помощь? Нет! Он молча кивнул, предлагая ей вернуться на свое место. Майкл привстал, когда она проходила мимо. Ему было жаль Мак-Гауна. Все вокруг него встали, а бедняга сидел неподвижно, красный как индюк. Флер! Майкл взглянул на нее: слегка раскрасневшаяся, она сидела с опущенными глазами, сжав на коленях руки в перчатках. Быть может, ее обидел его тихий возглас: "Прекратите!" или его полупоклон? Как было не посочувствовать "Гордости гедонистов" в такую минуту! Зал пустел. Нарядная публика - вот ее мать, и тетка, и кузина, и старик Форсайт - разговаривает с Фоскиссоном. Ага, кончил; повернулся. - Мы можем идти. Они прошли за ним по коридору, спустились по лестнице и вышли на свежий воздух. |
