Ради собственной гордости, чтобы доказать себе, что она не полностью порабощена своей плотью, Барбара спросила:
– Когда?
– Я не могу сказать определенно. – Он наклонил голову и поцеловал ее шею, когда развязанная ночная сорочка упала. – Мы должны сначала отправить лошадей Томасу и устроить так, чтобы принцу разрешили попробовать их там, где достаточно пространства, чтобы скакать галопом, то есть за стенами Херефорда. – Он снова поцеловал ее шею, прежде чем пробормотал: – Не раньше, чем через неделю, и не позже, чем через три недели с сегодняшнего дня, потому что в июне у принца день рождения.
Ее руки все еще упирались ему в грудь, но она больше не отталкивала его. Ее кости словно размякли, но она еще ухитрилась сказать:
– Я спрашиваю, когда Беви и Льюис должны будут покинуть Ившем?
– После твоего прибытия, чем скорее, тем лучше.
Руки Барбары скользнули вдоль тела мужа к его бедрам. Раз он не собирался расставить ловушку для ее отца, она могла взять то, что хотела, прежде, чем они поссорятся. Сомнения заставили ее сопротивляться еще мгновение, чтобы убедиться, что она все правильно поняла.
– Ты хочешь, чтобы я послала за отрядом отца после того, как прибуду в Ившем?
Альфред расслабился, как только удостоверился, что она не пошлет своих людей к отцу слишком скоро. Барби не намерена выдать план освобождения принца Эдуарда, но было бы еще лучше, если бы она не смогла сделать этого случайно и не заставляла его тревожиться.
– Да, после… – прошептал он, полузакрыв глаза, одной рукой еще теснее прижимая ее к своим бедрам.
Целуя, он коснулся самым кончиком языка ее ключиц; она вздохнула и прижалась к нему животом.
23.
Через четыре дня каждый пришел к какому то заключению. Альфред был уверен, что он добился того, что жена выполнит его просьбу, а Барбара решила поехать в Ившем и ни на ярд дальше. Она приняла такое решение под давлением неоспоримого факта, что оставаться в Уигморе действительно небезопасно. Мортимер покинул крепость через день после того, как встретился с Альфредом. То, что он сказал или, наоборот, не сказал своей жене, превратило ее в камень. Она избегала Барбару и Альфреда, насколько это было возможно, и едва цедила сквозь зубы слова, когда они оказывались вместе за столом. Суровые нравы гостевого дома аббатства показались бы веселым пиром по сравнению с обстановкой страха и отчаяния в Уигморе.
Барбару все еще мучил ревнивый страх, что Альфред просто хочет избавиться от нее, сердитые подозрения, будто он настолько вовлечен в политическую игру, что использует ее как заложницу. И в то же время она очень волновалась за него, отгоняя от себя мысли о том, что он сражается за Эдуарда и может быть ранен, убит или взят в плен.
Несколько раз Барбара страстно желала сделать так, как ей советовал Альфред – найти защиту у своего отца. Гостить в Ившеме, возможно, было и лучше, чем жить с Матильдой де Мортимер, но мысль о том, чтобы поехать домой к отцу, к любящей ее Джоанне, была ею отвергнута. Она знала, что Беви и Льюис смогли бы придумать, как доставить ее во Фрамлинхем, не подвергая сомнению лояльность Норфолка. Правда заключалась в том, что она не могла уехать так далеко от тех мест, где шла война. Ей необходимо быть там, откуда за день упорной езды верхом она бы могла добраться до своего мужа, если бы с ним произошло несчастье.
Двадцать шестого мая, вскоре после обеда, они прибыли в гостевой дом Уигморского аббатства. Из уважения к привратнику, который ждал Барбару, чтобы показать ей комнату, Альфред не поцеловал ее, как ей хотелось, а только взял за руку. Потом привратник отвернулся, и Альфред поднял ее руку к губам и нежно коснулся кончиков ее пальцев.
– Как мне будет не хватать тебя, – прошептал он.
– Ты мог бы уехать со мной. – Барбара сжала пальцами его руку. |