– Альфред был одним из тех, кто помог принцу Эдуарду бежать, – сказала Барбара, как только слуга ушел. – Чтобы я была в безопасности, он послал меня в Ившемское аббатство, но я была напугана, когда услышала, что туда приезжает Лестер, и бежала в Клив.

Лицо Генриха стало грустным, и он протянул свою дрожащую руку, чтобы пожать ей руку.

– Как ужасно, моя бедная Барбара, когда отец сражается на одной стороне, а муж на другой. И как ужасно, если они встретятся на поле боя.

Барбара была тронута искренним сочувствием и прошептала: «Вы так добры, сир», прежде чем вспомнила, как часто таким теплым обращением король обольщает тех, кому следовало бы его лучше знать, и волна раздражения смыла ее благодарность. В это мгновение до нее дошел подлинный смысл слов Генриха, и в ней снова поднялась тревога.

– Но ваша доброта напрасна. Мой отец и мой муж не могли встретиться. Отец не ответил на вызов Лестера и не принимал участия в битве. Вы должны знать, сир, что мой отец никогда не одобрял всего, что делал Лестер, и был очень рассержен, когда узнал об условиях Кентерберийского мира.

– Но он не отказался признать Оксфордские соглашения, – сказал Генри, отдернув руку.

– Милорд, вы сами одобрили соглашения в их первоначальном виде. Это граф Лестер изменил их до неузнаваемости.

При этих словах Барбара почувствовала угрызения совести. Но она знала, что никакая сила на земле не примирит теперь короля с Лестером. Было бы лучше, если бы король, чувствующий свой долг, и ее отец, который искренне хотел приносить пользу королевству, были бы свободны и распорядились властью так, чтобы из крушения планов Лестера можно было извлечь какую то пользу.

– Вы знаете, что мой отец любит вас, – продолжила она. – Я не могу сказать, сколько раз он говорил мне о ваших детских проделках и о том, как ваша доброта спасала его от гнева отца. Это было связано с лошадьми, но я не помню точно, что произошло…

Барбара замолчала, приглашая его продолжить. Генрих тут же начал пересказывать давно знакомую историю, приукрашивая ее подробностями, о которых она раньше не слышала. Когда принесли суп, Барбара наполнила чашу и подала королю. За обедом она старалась осторожно напомнить о тех случаях, когда отец поддерживал Генриха. Было непонятно, обратил ли король внимание на ее старания. Сказав, что желает отдохнуть, он тепло улыбнулся, погладил ее по руке, назвал хорошей девочкой и отпустил.

Спускаясь по лестнице, Барбара вновь и вновь вспоминала их разговор. Возможно, ей следовало более открыто выступить в поддержку отца? Нет. Если бы она надоедливо толковала о его разрыве с Лестером, в хитром уме короля проснулись бы подозрения. А любые объяснения свелись бы к рассмотрению ошибок короля, а это было бы глупо.

Значит, она поступила правильно: утешила короля, заставила его почувствовать себя в безопасности и сообщила, что Норфолк не поддерживает Лестера. Она связала отсутствие отца на поле сражения с его любовью к королю, а Генрих всегда хотел, чтобы его любили. Теперь нужно было сообщить отцу последние новости.

Барбара стояла на пороге гостевого дома, глядя на двор. Дождь утих, лишь слегка моросил, хотя в отдалении еще были видны вспышки молнии и слышались раскаты грома. Она поспешила к себе. Приказав Клотильде купить у монахов два пера, лист пергамента и чернила, она взяла подсвечник и села писать подробное письмо. Беви и Льюис уже готовились отвезти его Норфолку.

Буря прошла, и последние лучи заходящего солнца на мгновение заглянули в узкое оконце, вновь исчезнув за монастырской стеной.