Но ему показалось, что в глазах ее играл смех, и, в конце концов, он вернулся обратно.
Он увидел Барбару в последнем свете уходящего дня. Она купалась в розовом сиянии, которое тронуло нежной краской ее щеки и положило загадочные темные тени у глаз.
– Прошу прощения, что вторгаюсь к тебе и нарушаю твой покой, – сказал он.
– Твой приход никогда не будет нежеланным, – ответила она, откладывая в сторону работу и поднимаясь.
Ее голос был теплым, она обрадованно сделала несколько шагов, но вдруг смущенно остановилась, почти испуганная; он разрывался между гневом и желанием утешить ее. Вместо этого он объяснил, что послужило причиной его возвращения: Генрих де Монфорт прибыл в замок С принцем Эдуардом и другими важными пленниками и просил, чтобы Барбара посетила принца и рассказала ему о его жене и дочери.
Он больше ничего не сказал, пока они не расположились в садике на постоялом дворе. Когда слуги, накрыв стол, удалились, он обеспокоенно спросил:
– Ты можешь пойти и рассказать принцу, что с принцессой Элинор и его дочерью все в порядке?
– Конечно. – Она явно удивилась его вопросу. – Тревога не сломит принца, а лишь добавит больше горечи. Мне жаль и Генриха де Монфорта, ему поручено неблагодарное дело. Я не могу вообразить, что творилось в голове его отца, когда он поставил сына в положение тюремщика. Он сделал бы гораздо лучше, если бы возложил ответственность за содержание Эдуарда на кузена Генриха – Питера де Монфорта или на одного из епископов.
– Никто не согласился бы с тобой с большей радостью, чем сам Генрих, – заметил Альфред, вонзая в ломоть хлеба свой нож для еды.
– Что за червь точит тебя, Альфред?
Он пристально посмотрел ей в лицо.
– Ты знаешь, я не разделяю твоего мнения о праве Лестера заставить короля подчиниться воле его баронов. Я не очень рад тому, что потерял обычное право мужа требовать, чтобы жена разделяла его мнение, но я знал, что ты сторонница Лестера, еще до того, как попросил твоей руки, и, во всяком случае, я не настолько глуп, чтобы требовать от жены перемены лояльности. Никто не может изменить веру, как меняют платье.
– Я не принадлежу ни к какой партии, – возразила Барбара, нежно сжав его руку, прежде чем отпустить ее. – Уверена, я говорила тебе об этом раньше. Это правда, я думаю, что королю Генриху нужна узда. Никто не сдерживал его, и он годами высасывал соки из своего королевства, чтобы прокормить банду чудовищ, которые выпрыгнули из проклятой утробы его матери в результате ее второго брака. Мне не жаль, что власть перешла в другие руки. Поскольку Лестер и его сторонники – победители, а мой отец поддерживает Лестера; я довольна, что они будут наставлять короля на путь истинный. – Она вздохнула. – Все, что угодно, только не война. И я беспокоюсь лишь о том, чтобы в Англии воцарился мир и чтобы моего отца, дядю, двоюродных братьев и сестер, всех, кого я люблю, не разбросало по разные стороны.
Альфред тоже вздохнул:
– Тогда ты хотела бы, чтобы принц Эдуард поддержал условия мирного договора, которые предложил Лестер, даже если это означает отказ от права стать королем?
– Почему обязательно отказаться от престолонаследия? Он станет прекрасным королем. Однако какая разница, что пообещает Эдуард? Никакая клятва, данная под давлением, не свяжет ему руки. Я совершенно уверена, архиепископ или Папа освободят его от клятвы.
– Барбара! Что ты говоришь?! – В голосе Альфреда звучал неподдельный ужас. – Недостойно давать лживую клятву!
Она нетерпеливо пожала плечами:
– Заставлять человека клясться против его воли, пользуясь своим преимуществом, тоже недостойно.
– Женщина! – прорычал Альфред.
– Мужчина! – так же резко ответила Барбара. Она была удивлена, когда это слово сорвалось с ее губ. |