– Я была удивлена. Я не думала, что женщина испытывает что то еще, кроме боли, и… и мне казалось, что от кого то из подруг я слышала, что женщина должна любить, чтобы получить удовольствие.

Поскольку она уже страстно откликнулась на его физическую близость, то надеялась, что он не примет ее слова за проявление жалкой привязанности, но проделка была опасной. Если бы Альфред открыто спросил, любит ли она его, то ей пришлось бы сказать правду. Но она помнила, как он поддразнивал женщин, беседуя с ними, и знала, что он всегда избегал прямых вопросов и утверждений. Он отвел глаза и не заговорил о любви, но его следующее замечание оказалось достаточно прямым, чтобы снова вывести ее из равновесия.

– Ты выглядела не удивленной, – медленно проговорил он, – а скорее испуганной. Почему, Барби?

– Потому что я почувствовала себя беспомощной из за этого… водопада радости, – ответила она более правдиво, чем намеревалась.

Он посмотрел на нее; какое то мгновение его лицо выглядело изумленным. Затем он вздохнул и вытянулся на постели. Она дала ему достойный ответ, это звучало правдиво, особенно потому, что свобода так долго преобладала над всеми ее чувствами.

– Но, Барби, я точно так же был беспомощным и порабощенным, – сказал он тихо. – Ты должна научиться доверять мне, а я – тебе. То, чем мы поделимся друг с другом, каждый из нас может использовать против другого.

– Если мы поделимся. – Голос Барбары звучал твердо. Она вспомнила о целой веренице других женщин, которые прихорашивались, выслушивая лесть Альфреда. Не слышала ли каждая из них те же спокойные слова?

Альфред совершенно неверно понял ее, связав упрек с ее безрассудным поведением перед близостью.

– Если ты огорчилась, потому что чувствовала гнев, ускользая от меня, в то время, как я хотел дать тебе удовольствие…

– Какой гнев? – перебила Барбара, удивившись настолько, что даже села. Затем она испытала еще большее недоумение, когда темная кожа Альфреда покраснела.

– Мне не следовало позволять твоему отцу доставлять тебе подарок жениха, но…

– Я не рассердилась, – засмеялась она. – Я едва не встала на колени и не поблагодарила Бога за твой здравый смысл. Те, кто любит меня, едва не прослезились, а завистники облизывались, довольные моим позором, когда пришло время идти в церковь, а никакого подарка не прибыло. – Она наклонилась и коснулась его лица, став серьезной. – Я благодарю тебя, милорд. Ты был великодушен, подавив свою гордость, чтобы не причинить мне обиды. Могу ли я сердиться?

Она казалась искренней, но женщины придают такое значение сокровищам, которые напоминают о великих днях в их жизни… Альфред почувствовал, что должен выяснить все до конца.

– Я, конечно, верну их твоему отцу, а ты сможешь выбрать у ювелира все, что захочешь, – поспешно горячо заверил он.

– О, я думаю, отец вряд ли собирается носить драгоценности своей матери.

Барбара почувствовала разочарование. Она всегда жаждала иметь это ожерелье и браслеты. Никто не смог бы сделать ничего подобного этим украшениям, не просто прекрасным, но волшебным. Поговаривали, будто в них зашифрованы какие то магические заклинания, только некому верно разгадать их.

– Нет, любимая, нет! – Альфред тоже сел и обнял ее одной рукой. – Они – твои. Во всяком случае, Норфолк берег их именно для тебя. Но когда я вспомнил – слишком поздно, после того как потратил несколько часов на это глупое празднование, вместо того, чтобы попытаться найти для тебя что то стоящее, – твой отец предложил преподнести украшения как мой подарок.