Со смехом все свернули под арку и вошли во дворец, по направлению к бывшему гарему, в одной из комнат которого и располагался сейчас граф Данилевский.
Адам открыл дверь. Ступив за порог, все замерли на некоторое время, впитывая атмосферу комнаты, залитой мягким золотистым светом масляных светильников, полной ароматов жасмина и роз, стоящих в высоких кувшинах по углам… Это была обстановка откровенной чувственности. На низенькой скамеечке рядом с диваном замерла женская фигурка, укутанная в тончайшую, прозрачную вуаль.
– Может, я сплю? – с ноткой благоговейного страха произнес один из офицеров. – Адам, она настоящая?
– Настоящая, – откликнулся Адам, у которого дух захватило. – Совсем настоящая. Прошу, господа, в мою собственную сказку из «Тысячи и одной ночи».
Фигурка в бело-розовой вуали плавно поднялась со скамеечки и поплыла им навстречу; лишь накрашенные ресницы и удлиненные миндалевидные глаза оставались не укрыты тончайшей тканью. При тусклом золотистом освещении от них исходил глубокий внутренний свет. Сделав рукой плавный приглашающий жест, она двинулась к дивану.
Завороженные, все четверо опустились на богато украшенные подушки, не отрывая глаз от молчаливой фигурки; сквозь полупрозрачную ткань туники и широкие шаровары, туго перехваченные у щиколоток, можно было различить смутные очертания тела цвета розового жемчуга.
– Где ты ее нашел? – прошептал Сергей, с трудом приходя в себя.
– Купил, – прищурился в ответ Адам. – У погонщика верблюдов.
Едва уловимая дрожь пронизала стройную фигурку, направляющуюся к ним с подносом, на котором стояли рюмки с водкой. Опустившись на колени, она по очереди поднесла каждому из мужчин поднос; глаза ее были скромно опущены.
– Нельзя ли нам взглянуть на ее личико? – протянул руку к склоненной головке полковник Оболенский.
– Нет, – быстро ответил Адам и деланно лениво потянулся. – Она моя, и только я имею право смотреть на нее.
– Ты просто собака, Данилевский! – воскликнул четвертый из их кружка. – Это надо же ухитриться всего за полдня создать себе собственный рай!
Адам самодовольно улыбнулся. Коленопреклоненная фигурка уже стянула с него сапоги и умелыми движениями массировала усталые ступни и пальцы. Потом вновь столь же плавно поднялась и, словно несомая ветерком, пересекла комнату, чтобы вернуться с парой шелковых шлепанцев. Домашняя обувь изящными движениями была водружена на ноги. Адам на мгновение прикрыл глаза, вдыхая смешанные ароматы жасмина и благовоний, источаемых закутанной в вуаль женщиной, которая в этот момент наклонилась над ним, чтобы расстегнуть пуговицы его отделанного тесьмой мундира.
Остальные мужчины как завороженные наблюдали за священнодействием, испытывая почти такое же волнение, словно это происходило с ними.
– Как ее зовут? – чуть дрогнувшим голосом спросил Сергей.
– Серафина, – наугад брякнул Адам. – Она очень дорогая. – Женские пальцы уже были заняты пуговицами рубашки. Он положил свою ладонь поверх ее руки. – Думаю, пока достаточно. – Головка моментально склонилась в знак повиновения; распрямившись, Серафина пошла и принесла его парчовый халат. Адам, не вставая с дивана и почти не шевеля руками, оказался облачен в богатое одеяние.
– Она умеет разговаривать? – спросил полковник Оболенский, расстегивая крючки на воротнике мундира.
– В мужском обществе она говорит только на языке любви, – сообщил Адам, вальяжно откидываясь на спинку дивана.
Нежные пальчики массировали его виски, слегка прикасались к опущенным векам. На мгновение открыв глаза, он совсем рядом в блестящих темных глазах увидел выражение страсти, сравнимой только с его собственной, и понял, что она вложила всю себя, всю свою душу, в сказку, созданную ею для них двоих. |