Отряд графа Эдмунда был встречен у ворот славонским офицером охраны. Он приветствовал прибывших и согласился проводить франков к месту, отведенному для посетителей. Там уже были сложены поленницы дров, лежала куча фуража и были вбиты колья для коновязи.
Как только отряд спешился и занялся заботами о лошадях, Эдмунд подозвал Железную Руку и, зная о нерушимых порядках находящихся в походе византийцев, запросил немедленной аудиенции у Алексея.
Перед шатром императора развевалась священная хоругвь. Но это была не та хоругвь, которую, по преданию, Константин Великий получил из рук архангела, – она была, к несчастью, утеряна за двадцать семь лет до этого в результате сокрушительного поражения Романа Диогена при Манзикерте. Копия священного знамени выглядела, однако, весьма внушительно с орнаментом из чистого золота и драгоценных камней. В самом центре хоругви выложен был крест из рубинов.
Неподвижно, как статуи, застыли на страже у знамени гиганты-варяги. Их увенчанные крыльями шлемы тускло поблескивали в сумерках. Стоявшие плечо к плечу гвардейцы со всех сторон окружали шатер. Даже кошка не прошмыгнула бы мимо них. Перед входом в шатер Железная Рука сжал локоть Эдмунда.
– Смотрите! – прошипел он. – Видите вон там? В сумерках проступали странные мощные контуры, которых англо-норманн никогда раньше не видел. Под усиленной охраной там стояли осадные машины, которые нужно было бы доставить к стенам Никеи, чтобы проникнуть за них.
Толстые, мягкие, как пуховая постель, ковры покрывали имперскую приемную. В ней толпились высокопоставленные офицеры в боевых доспехах. И эти доспехи не были похожи на украшенное золотом и серебром личное снаряжение, в котором они были в Священном дворце в Константинополе. Не было на их лицах и следов румян и помады, которыми пользовался любой византиец.
Едва Эдмунд успел снять каску и пробежать пальцами по своим сбившимся и потным волосам, как его попросили пройти во внутреннее помещение. Через минуту бывший граф и сэр Уильям остановились перед длинным столом, освещенным десятками тонких свечей, горевших в золотых канделябрах.
За столом сидел Алексей Комнин в пурпурном с золотом плаще, надетом поверх лат из позолоченной стали. Он был без головного убора, браслетов или нашейных цепей. Лишь несколько перстней сверкали на широких волосатых руках. По одну сторону от императора стоял Мануэль Бутумит, по другую – граф Лев Бардас, чьи классические черты застыли словно маска.
Глава 3 ЧАСТНЫЙ РАЗГОВОР
Алексей Комнин, император византийцев, сейчас мало напоминал Эдмунду того коренастого, увешанного драгоценными камнями человека, которого граф видел на троне цезарей. Сегодня на его широком, крестьянском лице не было следов косметики, а солнце и ветер вернули его щекам здоровый красновато-бронзовый оттенок. Должно быть, такой цвет лица и был у него, когда он устраивал заговор с целью захватить трон.
Здесь голос Алексея звучал бодро и громко, без искусных музыкальных модуляций. Император предвидел, как доверительно заявил он прибывшему англо-норманну, что графу Танкреду потребуются осадные машины. Он был бы счастлив помочь христианам, столь доблестным в войне с неверными. Да. Он слышал о сокрушительном отпоре турецкой кавалерии. Завтра Татиций начнет переправлять огромные машины через озеро, чтобы баллисты начали как можно скорее метать в стены осажденной крепости окованные железом бревна, а катапульты – огромные камни.
Эдмунд слушал императора в почтительном молчании. В то же время он ощущал на себе пытливый взгляд графа Льва. С тяжелым чувством граф задавался вопросом, какие мысли гнездятся в голове седого ветерана теперь, когда отряд Серебряного Леопарда находится в полной от него зависимости. Ведь он сделал возможным само его создание.
Эдмунд пытался представить себе, какие мстительные требования выкрикивала Сибилла своему дядюшке, прежде чем он покинул уютную виллу над Золотым Рогом. |