Оруженосец опустил глаза и ничего не сказал о котомке, прикрепленной к его поясу. Там лежало ожерелье из странных зеленых искристых камней. И латный воротник, на котором, как снежинки, блистали жемчужинки.

Внимание оруженосца переключилось на сэра Эдмунда, который скакал впереди отряда рядом с Железной Рукой и сэром Этельмом.

Проехав минут двадцать рысью и примерно сорок шагом, участники отряда спешились. По настоянию сэра Гастона, ветерана-коневода, всадники освободили подпруги, а потом с четверть часа вели своих животных по пыльной, каменистой дороге.

Череда покинутых лагерей, которые они проезжали, как будто была бесконечной. Грифы уже очистили от мяса кости палых лошадей и скота. То тут, то там грубо связанные кресты отмечали места, где покоилось очередное незадачливое существо. Преодолев нескончаемый путь откуда-нибудь из Дании, чей-то сын или муж лежал здесь в ожидании трубы архангела Гавриила.

Нередко в придорожных кустах на склонах холмов можно было заметить легкое движение, а иногда – и тень человека, тут же снова исчезающую среди пыльных валунов. Эти едва различимые тени принадлежали не мусульманам, а несомненно франкам. Как заметил Рюрик, сержант из норвежцев, это были, вероятно, сторонники влиятельного и не лишенного чувства юмора отщепенца, известного как «король» Тафур. Орды его последователей включали убийц, плакальщиков, актеров, фокусников, карманников, жонглеров и проституток выползших из сточных канав Парижа, Лиона и других французских городов.

Эти подонки следовали за Петром Пустынником в его катастрофическом и неоконченном крестовом походе, но не были настолько ему преданы, чтобы разделить участь погибших.

Норвежец высморкался при помощи пальцев.

– Горе тому честному пилигриму без друзей и оружия, который повстречается с этими подонками. Они легки на расправу.

Ехавший в начале маленькой колонны сэр Арнульфо из Бриндизи высвободил сведенную судорогой ногу из стремени.

– Чума забери этого графа Танкреда. Отослал нас приказом с места сражения. От этого нам будет мало чести и никакой добычи.

– Полное безобразие, – мрачно согласился с ним Железная Рука. – Я только начал работать мечом в последней схватке, а она уже кончилась.

– Эти турки, – заметил он, когда каменистая дорога перед ним сделала поворот, – оказались прекрасно вооруженными и более богато одетыми, чем те, которых мы встречали в сражениях под знаменами сьёра де Морона еще в восемьдесят пятом году. Эти дети Сатаны гораздо крупнее тех и не такие уродливые. Почему это? – Нос норманна, когда-то давно срезанный жестоким ударом, нервно подергивался. – Всевышний Бог! Достаточно повидать турка, только что прибывшего из Азии. Он страшен как смертный грех. И, поскольку никогда не моется, вонь от него распространяется на пол-лиги…

Молодой сэр Рейнар из Беневенто ехал молча. Его долговязое тело мерно раскачивалось в такт шагам коня.

– Мне любопытно посмотреть на лагерь императора, – задумчиво сказал он. – Клянусь верой! Говорят, что это настоящий город. Мне не довелось сражаться против греков. И я не понимаю их стратегию.

– Если они решают дать сражение, то превосходно с этим справляются. Они прекрасные солдаты, – сообщил сэр Арнульфо из Бриндизи; тощий, как выпь, итало-норманн отличался большим клювообразным носом, который еще больше подчеркивал сходство с птицей. На поле боя его взгляд никогда не останавливался на одной точке, а перебегал из стороны в сторону. – Но у этих византийцев полностью отсутствует любовь к риску. Как люди восточные, они не понимают законов рыцарской чести. Им представляется, как объяснял наш лорд Эдмунд, что нельзя снискать славу, сразив в одной схватке дюжину человек. Они не ценят искусства удара хорошо закаленного меча по шлему. Или одного взмаха булавы, достаточного, чтобы выбить всадника из седла.