Ближе к закату наступил час страшного возмездия. Плененных турок заставили пасть на колени, чтобы обезглавить их взмахом секиры или меча. Часто слишком усталые победители, не тратя силы на взмах меча, просто перерезали им горло. Горячая, затоптанная земля была залита кровью последователей Красного Льва.

Именно византиец Феофан отметил, что бойцы отряда действительно оказались крепким орешком. Когда среди закругленных холмов, возвышавшихся за равниной Дорилеума, уже не было видно никаких турок, не менее двенадцати выживших воинов откликнулись на звуки рога сэра Эдмунда, который держал возле своих губ Герт Ордуэй. Прихрамывая, забрызганные кровью, они потянулись к знакомому знамени, волоча за собой мешки, раздувшиеся от добычи.

Итало-норманнские сержанты сообщили, что в последний раз видели сэра Арнульфо, когда он вылезал в окружении врагов из-под убитого коня. Эдмунд приказал Герту Ордуэю, Тораугу и сэру Этельму, несмотря на сгустившиеся сумерки, отправляться на его поиски.

Тошнотворно-сладкий запах крови и разбросанные повсюду куски тел и внутренности привлекли большие стаи питающихся падалью птиц. Планируя с высоты вниз, эти отвратительные создания раздирали трупы, в большом количестве усеявшие равнину. К тому времени норманны уже повсеместно обобрали их.

Всегда практичные, они сначала снимали с мертвецов кольчуги, забирали оружие. То есть забирали то, что даже в течение всей своей жизни не могли надеяться приобрести во владениях своего законного государя. Затем они грабили мертвых офицеров-сельджуков.

Раненые и умирающие жалобно взывали о помощи и пощаде. Но никто не обращал на это внимания. Только отдельные монахи и священники, покачиваясь от усталости, терпеливо исповедовали одного упавшего крестоносца за другим.

От раненого противника, разумеется, избавлялись, как только удавалось его обнаружить. Вне зависимости от его мольбы или предложений выкупа. Для многих обедневших эсквайров или безземельных рыцарей было просто несчастьем, что они не знали языка неверных и не понимали их щедрых предложений. Многие из них могли бы несказанно обогатиться с помощью тех, чьи головы они рубили с таким энтузиазмом.

Сэра Арнульфо из Бриндизи они обнаружили живого и невредимого. Он стоял, опираясь на турецкого жеребца в прекрасной попоне и улыбался. Увидев соратников, он слабо помахал им закованной в сталь рукой.

– Я подсчитал, милорд, что сегодня я убил двадцать два неверных, и я молю Бога, чтобы он позволил мне поразить их еще больше. Но он не может этого сделать, пока кто-нибудь не поможет высвободить мою ногу.

«На Помощь! На помощь!» – доносился со всех сторон один и тот же слабый призыв. Бывший граф, казалось ему, столетия назад выкрикивал эти слова в замке Агрополи. Никогда больше сын Роджера де Монтгомери не будет чувствовать себя таким обессиленным и таким истощенным.

Он распорядился посадить сэра Арнульфо на кобылу с одной стороны, а для противовеса с другой стороны пристроить сержанта-викинга Сигурда, потерявшего сознание от сильного удара по голове.

Крики о помощи продолжали раздаваться в быстро сгущавшихся сумерках. Непослушными ногами Эдмунд переступал через павших франков и мусульман, чьи руки и ноги торчали под самыми невероятными углами. Их кровь образовала огромное блестящее озеро.

На древке одного копья слабо раскачивался порванный вымпел. Крупный, светловолосый сэр Этельм, приподнявшись, указал на него, хотя при его ранении ему не позволяли даже шевелиться. Эдмунд узнал изображение на вымпеле – голову черного вепря на красном фоне.