Подобно тростнику под косой, защитники дворца начали падать под ударами секиры Герта и мечей Эдмунда и сэра Изгнанника. Поскольку между турками и сарацинами не было тесной дружбы, Торауг также сеял смятение среди воинов эмира.

Перебив всех арабов, англо-норманны навалились на дверь. Она не дрогнула. Тогда господин и его бывший оруженосец схватили окованный железом сундук и начали бить им по двери с таким ожесточением, что замок поддался, и дверь повалилась вперед.

Вход загородили распростертые тела щедро украшенных драгоценностями красивых темнокожих девушек. Их невидящие глаза уставились на чужеземцев. Они были полураздеты, под левой грудью у каждой зияли глубокие раны.

Истерические крики неслись из дальнего конца этой огромной, завешанной коврами комнаты с нарядными алебастровыми ширмами и полом из голубой и желтой мозаики. Группа женщин, несомненно наложниц эмира, теснилась вокруг широкого дивана, пряча головы под пестрыми подушками. Другие пытались спрятаться за драпировками, а кое-кто застыл в ужасе, не в силах пошевельнуться. Одеты женщины были пестро и по-разному – кто в облегающих голубых туниках, кто в прозрачных шароварах. Но большинство были обнажены, если не считать украшений на лодыжках, браслетов и нитей жемчуга, закрученных в длинные кисти.

Словно в кошмарном сне Эдмунд смотрел, как высокий человек в позолоченной кольчуге хватал то одну, то другую девушку, а затем, повалив ее на пол, вонзал кинжал под тугую, заканчивающуюся розовым пятнышком грудь.

Посмеиваясь, эмир Муса с раскрасневшимся лицом, подпрыгнув, схватил еще одну жертву за золотистые локоны и поволок ее, плачущую и дрожащую, в сторону, как мясник тащит выбранного на убой цыпленка из клетки с курами.

За диваном Эдмунд разглядел в трагической группе обреченных девушек одинокую фигурку в тунике бледно-голубого цвета. Хотя, ожидая своей жуткой участи, она закрывала лицо руками, Эдмунд сразу узнал в девушке Аликс де Берне.

Громкий крик, подобный вызову на поединок, сорвался с губ Эдмунда. Этот крик заставил Мусу Хабиба, зарезавшего очередную жертву, бросить ее, истекающую кровью, на пол и развернуться лицом к пришельцу.

Выхватив из-за пояса турецкую саблю, сарацин устремился на Эдмунда.

– Вы, христианские собаки! – выкрикнул он. – Немногих красоток удастся вам изнасиловать здесь!

Лезвие сабли блеснуло над головой сэра Эдмунда.

Схватив меч обеими руками, бывший граф вознес клинок над собой. Эмир хотел подставить свой клинок под этот удар, но с таким же успехом он мог надеяться отразить удар молнии. Оружие англо-норманна опустилось с такой страшной силой, что клинок Мусы Хабиба раскололся, а спустя мгновение меч Эдмунда так яростно впился в позолоченную кольчугу Мусы, что она распалась на части, а торс сарацина оказался разрубленным от плеча до пояса. – Аликс! О, моя Аликс!

Забрызганная кровью фигура метнулась через поврежденного противника и устремилась вперед.

Дочь графа Тюржи была так ошеломлена, что, когда Эдмунд схватил ее, она могла лишь стонать, глядя на своего спасителя расширившимися от ужаса глазами. Нервы Аликс де Берне не выдержали потрясения, и она упала без сознания в объятия любимого.

Глава 19 ХРИСТОС ПОВЕЛЕВАЕТ!

На четвертый день после успешного завершения первого крестового похода воздух на улицах Иерусалима наконец очистился от гари и запаха крови, видимость порядка была установлена в отвоеванном городе. Сплошь превращенные в мечети небольшие церквушки были заново побелены, чтобы скрыть покрывавшие их витиеватые арабские надписи. А чтобы вновь освятить их, пол и стены были окроплены святой водой. В воздухе запахло ладаном, в алтарях снова зажглись свечи.

Бароны перессорились, деля завоеванную Святую Землю. С соизволения графа Танкреда герцог Готфрид Бульонский, который никогда не забывал, кто в решительную минуту пришел ему на помощь, даровал сэру Эдмунду де Монтгомери богатые земли в Сазоре и прочие владения эмира Мусы Хабиба.