Направляясь из Венеции в Константинополь, «Святой Лев» обогнул восточное побережье Италии и после захода в Бари должен был обойти мыс Салентина и причалить к Таранто. После стоянки в этом оживленном порту судну надлежало пересечь Адриатику, дабы войти в относительно безопасные воды одряхлевшей Византийской империи, живущей воспоминаниями о былом величии.

День был тихий и жаркий, настолько жаркий, что многие рыбаки вернулись с моря раньше обычного; они подогнали свои лодки к причалу и устроились отдыхать в тени их залатанных коричневых парусов. Даже раскормленные портовые чайки, утомившись летать, опустились на воду.

Стоя на зубчатых стенах крепости Боэмунда, высившейся неподалеку от Бари, три рослых норманна рассматривали тихую гавань и охранявший ее форт. Рыжеволосый герцог повернулся к своему не менее рыжеволосому собеседнику.

– Недели через три, сэр Эдмунд, ты войдешь в пролив, называемый греками Геллеспонтом. Затем пройдешь в Мраморное море и, если того пожелает Бог, еще через несколько дней причалишь в заливе Золотой Рог, который, как мне говорили, и является портом Константинополя. – Он сплюнул через парапет, нахмурился. – Много лет тому назад я мечтал править в этом богатом и славном городе, но Бог решил иначе. Но все равно, запомните оба, – голос его зазвенел, а его челюсть упрямо выдвинулась вперед, – в один прекрасный день я добьюсь своего и взойду на престол Византии.

Сэр Тустэн рассеянно оглядывал многочисленные жилища под черепичными крышами, видневшиеся между кронами сосен и кедров.

– Могу заверить вас, милорд: мы сделаем все, что в наших силах, чтобы выполнить свой долг и представить вам отчет об истинных намерениях Алексея Комнина.

Эдмунд де Монтгомери взглянул на длинную, окрашенную в красный цвет галеру, на которой еще до заката он, его сестра, сэр Тустэн и милая, томная и загадочная леди, известная как графиня Сибилла, поплывут к величайшей метрополии христианского мира.

Эдмунд невольно склонялся к мысли, что все эти недели, затраченные на восстановление его смутных знаний иностранных языков, были проведены не зря, хотя и не приличествовало рыцарю признавать, что он умеет читать и писать.

– Каким же образом?

– Один бесчестный переводчик, заметьте, переводчик – тот, кто может читать и писать на чужом языке, в то время как толмач лишь говорит на нем, – посоветовал мне поставить свою метку на пергаменте, который, вместо передачи мне владения, обещанного Михаилом Седьмым, обязывал меня служить его величеству еще шесть долгих лет… и за малое вознаграждение. Но прежде чем закончилась моя служба, басилевс, или император, как мы на западе называем такого властителя, был сброшен с трона, и я не получил даже обещанного мне вознаграждения. Поэтому, друг мой, постарайтесь владеть пером так же, как мечом, если не хотите потерять за столом переговоров то, что вы добыли в кровавом бою.

К счастью, за месяц до этого сэр Тустэн нашел преподавателя, толстого веселого торговца вином, который за несколько обильных обедов согласился натаскать старого рыцаря и его рыжеволосого друга в греческом языке.

Стоя под палящими лучами полуденного солнца, Эдмунд размышлял о том, что ожидает его в Константинополе, – где бы он ни находился, этот город. Ему вспоминался вечер, когда Боэмунд высказался следующим образом: «Между прочим… Знаете ли вы, для чего я посылаю в Константинополь двух эмиссаров? Для того, чтобы хоть один из них уцелел, если другому суждено умереть».

Рыцари присели в тени невысоких сосен; их раскидистые кроны, напоминавшие огромные зонты, благоухали под жаркими солнечными лучами.