|
Но возникнет вопрос: почему мы молчали два месяца? Из страха? Он знает, что я его не боюсь. Из выгоды промолчать, а потом напомнить, когда придет время? Вот оно и пришло, а мы в стороне – по‑прежнему молчим. И никакой прибыли не получаем. Ни тайной, ни явной. Мердок наверняка узнал бы о нашем вмешательстве, если б оно было вознаграждено. Но вознаградили‑то Паскву! Это – во‑первых, а во‑вторых, мы ничего не требуем от Мердока. Ни денег, ни постов. Тебе не нужна должность редактора «Брэд энд баттер», да и я не прошусь в советники к будущему сенатору. Так кого же ему винить в полицейском налете на хижину? Паскву, и только Паскву. Особенно после моего сообщения. А продиктовано оно стремлением укрепить наши дружеские связи. Чеков у него не беру, но дружбу закрепляю. Он, зная мою аполитичность, подумает, что я не прочь сблизиться с ассоциацией, которая может получить несколько мест в сенате. Предполагает он это? Предполагает. А вот получит ли? Этого, Дон, я пока тебе не скажу.
– Из того, что я от тебя услышал, – задумчиво рассуждает Мартин, – делаю нехитрый вывод: Уэнделл и Бойль что‑то замышляют против Мердока. И до выборов. – Вероятно, скоро нам с тобой придется официально вспомнить о повязках из галуна на рукавах «пистолетников», спускавших нам лодку с палубы «Гека Финна». – Вспомним, если понадобится. Только не поторопились ли мы с Пасквой? Может, целесообразнее было бы оставить его в тюрьме до суда? – В Городе нет смертной казни, а на суде он все равно не выдал бы Мердока. Да и у других «пистолетников» на «Геке Финне» были повязки из галуна. Стил тоже вспомнит, если ему подскажут. Вопрос решен, и я звоню от портье Мердоку. – Говорит Ано, – произношу я шепотком, чтобы за стойкой не слышали. – Укажите место, где мы с вами могли бы встретиться. – Имени Мердока я при этом не называю. – Когда? – спрашивает он. – Немедленно. – Так важно? – Да. – Приезжайте в кафе «Жюн» на улице Старых вязов. Это недалеко от театра. Я надеваю парадный сюртук, лиловый цилиндр. Мердок уже ждет в полутемном зале за столиком. – Что случилось, Ано? – Вы же читали газеты. – При чем здесь я? – Тон его холодеет. – Во‑первых, серебро было спрятано в вашей хижине. – Хижина не моя, я в тот раз воспользовался ею случайно. – Известно, что хижина принадлежит Паскве, хотя он и отрицал это на допросе. – Пасква назвал меня? – Нет, не назвал. – Тогда пусть в полиции проверяют, кем и у кого она куплена. – Я полагаю, уже проверили. Но не в этом главное. – В чем? – В том, что рассказал мне за завтраком в сенатском клубе комиссар Бойль, – сочиняю я. – В том, что он не поведал газетчикам. – А именно? – Тон Мердока совсем ледяной. – Что Пасква купил себе свободу за две тонны серебряных слитков. – Я внутренне торжествую, видя, как мертвенно бледнеет Мердок. – Бойль так и сказал? – Не совсем. Но я так понял. Пасква, мол, бежал прошлой ночью, когда его отправляли в вудвилльскую тюрьму в обычной тюремной карете под охраной всего двух полицейских, причем без кандалов и наручников. Бежал где‑то за Городом на лесной дороге, воспользовавшись случайной остановкой. Удивленный, я спросил Бойля, почему была проявлена такая беззаботность по отношению к опасному преступнику. Бойль как‑то странно усмехнулся и ответил: «Теперь он никому не опасен. Главное, что благодаря ему мы нашли серебро». |
