Пока я просматриваю газеты, Мартин молчит, ожидая моей реакции. Все газеты полны сообщениями о сенсационной находке двух тонн серебра. Почти дословно повторялось интервью Бойля. Корреспонденты спрашивали, Бойль отвечал.

«Вы уверены, что это то самое серебро?

– Конечно. В банке города проверили число слитков и общий их вес. Все сходится. Вызванный нами представитель сильвервилльского казначейства тоже опознал слитки и ящики. Именно их и погрузили тогда в трюм «Гекльберри Финна».

– И вывезли с построенной специально пристани в лесную хижину?

– Несомненно.

– Где находится хижина?

– В нескольких десятках километров от Вудвилля, в глуши прибрежных лесов. Взгляните на карту. Хижина помечена крестиком. Вот она».

Здесь газеты дали фотографию – сплошное черное пятно, белая нитка Реки, кружочек с надписью «Вудвилль» и в трех сантиметрах от него белый крестик.

«Кому принадлежит хижина?

– Выясняем. Она необитаема.

– А что говорят окрестные фермеры?

– Ничего. Они и не забирались в эти дебри.

– Но кто‑нибудь знал о ней?

– Охотники. Один из них даже стучался в ворота, хотел переночевать, но никто ему не ответил. А перелезть через высокий бревенчатый забор он не решился.

– Кто он? Назовите имя и адрес.

– Пока не могу. Следствие не закончено.

– Но каким образом вы догадались, что серебро находится именно там?

– Мы искали долго – в Ойлере, Сильвервилле, Вудвилле и в прибрежных фермерских и рыбацких поселках, перерыли все городское «дно». Допросили сотни людей и в конце концов пришли к такому выводу.

– Значит, предстоит еще найти виновников кражи?

– Сейчас этим занимаемся. А главное уже сделано. Серебро найдено – все целиком.

– Общественность это оценит, мистер Бойль.

– Благодарю вас, джентльмены».

Нигде не называлось имя Пасквы: о преступлении в «Аполло» уже забыли, а с серебром, найденным в лесной хижине, Бойль умышленно его не связал. Не сообщил он и о ночном побеге Пасквы, и об арестованных четырех «пистолетниках». Газеты только вскользь замечали, что следствие по делу о похищении слитков еще продолжается и вскоре все преступники будут разоблачены и взяты под стражу. В сущности, газетные комментарии сводились к панегирикам Бойлю – ему одному приписывались честь и слава победителя, вернувшего Городу украденное у него богатство. Ни о нашем письме к Стилу, ни обо мне, передавшем это письмо комиссару, даже не упоминалось: Бойль и Уэнделл сдержали слово.

– Паскву выпустили. Сегодня ночью, – говорю я.

– Просто выпустили?

– Без объяснений. Сейчас он, наверное, уже в Городе.

Я рассказываю Мартину о своих беседах с Бойлем и Уэнделлом.

– Большим человеком становишься, – иронически замечает он. – Что будешь делать?

– Для начала условлюсь о срочной встрече с Мердоком. Поведаю ему о Паскве все, как задумали.

– А потом?

– Будем ждать сообщения о судьбе Пасквы. Прикончат его или простят. Угадал я или не угадал.

– Думаешь зацепить Мердока? Ну а если он вспомнит, что мы тоже были в его лесной «берлоге» в то время, когда загружали в подвал серебро?

– Может, и вспомнит. Но возникнет вопрос: почему мы молчали два месяца? Из страха? Он знает, что я его не боюсь.