— Из дневника почтенного серпа Фарадея

36

Тринадцатая жертва

Роуэн нашел Годдарда в часовне, где тот завершал свои страшные дела. Вопли и крики снаружи начали утихать по мере того, как серпы Рэнд и Хомски заканчивали то, что начали. Здание на другой стороне двора было объято пламенем. Через разбитые витражные окна внутрь часовни проникали холодный воздух и дым. Годдард стоял у алтаря, увенчанного чашей грязной воды и двузубой вилкой камертона.

В часовне остался только один тонист — лысеющий мужчина в балахоне, чуть отличавшемся от тех, что были надеты на лежащих вокруг мертвых телах. Годдард, удерживая мужчину одной рукой, а другой сжимая меч, улыбнулся Роуэну.

— А, Роуэн! Как раз вовремя, — сказал он жизнерадостно. — Я придержал курата для тебя.

Курат не выказывал страха, наоборот, вел себя вызывающе.

— То, что вы учинили здесь сегодня, только поможет нашему делу, — заявил он. — Мученики свидетельствуют намного весомее живых!

— Мученики во имя чего? — ощерился Годдард и постучал мечом по камертону. — Ради вот этой штуки? Я бы расхохотался, если б мне не было так противно!

Роуэн подошел поближе. Он старался не обращать внимания на истекающие кровью трупы, сосредоточившись на Годдарде.

— Отпустите его.

— Вот как? Предпочитаешь движущуюся мишень?

— Я предпочитаю никакую.

До Годдарда дошло не сразу. А когда дошло, он улыбнулся, словно Роуэн сказал что-то очаровательное и оригинальное.

— Неужели наш мальчик только что выразил нам капельку неодобрения?

— Вольта мертв, — сказал Роуэн.

Радостное выражение на лице Годдарда померкло, но лишь чуть-чуть.

— Тонисты напали на него? Ну, они за это поплатятся!

— Они не нападали. — В голосе Роуэна прозвучала враждебность, которую он даже не пытался скрыть. — Он выполол себя сам.

Годдард оторопел. Курат попытался вырваться, и серп ударил его головой о каменную чашу с такой силой, что пленник потерял сознание. Годдард отпустил его, и тело рухнуло на пол.

— Я не удивлен, — произнес Годдард. — Вольта был самым слабым из нас. Как только ты получишь кольцо, я с удовольствием возьму тебя на его место.

— Я не пойду к вам.

Годдард вперился в Роуэна, словно пытаясь прочитать его мысли. Это вторжение ощущалось как насилие. Годдард глубоко проник Роуэну в голову, да и не только в голову — в душу, и юноша не знал, как изгнать его оттуда.

— Я знаю, вы с Алессандро были близки, но он совсем не такой, как ты, Роуэн, поверь мне. В нем никогда не жил голод. А в тебе — да. Я видел его в твоих глазах. Я наблюдал за тобой во время тренировок. Ты жил одним мгновением. Каждое убийство — само совершенство.

Роуэн обнаружил, что не может отвести глаз от Годдарда, который положил свой меч и сейчас протягивал к ученику обе руки, словно призывая того в спасительные объятия. Бриллианты на его мантии сверкали в отдаленном пламени пожара. Годдард был ослепителен.

— Сначала нас хотели назвать жнецами, — продолжал Годдард, — но основатели нашли, что будет более подходяще называть нас серпами, ибо мы — оружие в бессмертной руке человечества. Ты изысканное оружие, Роуэн, острое и точное. И когда ты разишь, на тебя невозможно смотреть без восхищения!

— Прекратите! Это неправда!

— Ты знаешь, что это правда.