И так сильно потянула меня в кусты, что мое платье зацеплялось за ветки, а колючки впивались через чулки мне в ноги...

Еще несколько шагов, и мы оказались на одной из самых прелестных полян в моей округе, красотой она была подобна поляне, на которой блаженствуют окрыленные души Платона, к которым мне, увы! нельзя причислить своих петухов и гусей...

Боже милостивый, что я увидела — я хочу тебе описать все так, как мне объяснила твоя мать...

Прямо посреди поляны стояла путевая карета графини... Кучер распластался рядом с лошадьми... Камердинер встал рядом со мной и показывал на поразительную сцену...

Луиза лежала, наполовину вывалившись из кареты, окаянный Jean de Paris сидел на карете и держал ноги Луизы, а между ними — скрипку, на которой наяривал La Fidelt’y Канне.

Юбки и исподнее Луизы ниспали, обнажив ее сокровенные прелести.

Осатаневший Хильдебрант пригвоздил луизины юбки и исподнее казацким копьем к земле и проповедовал: «Nous jouissons, et s’il plait au Seigneur, notre posterité la plus гесu1éе jouira la prosperité de la sainte liberté qui nous est éсhuе en partage». Возле него стоял на коленях Будеус и трубил прямо Луизе в вагину: «Как три рыцаря из ворот выезжали», и, когда отнимал трубу от своей пасти, декламировал:

«В основном люди, — говорит аббат Мабли, — несчастны лишь потому, что они слишком глупы, чтоб не пренебрегать блаженством, которое им на своих путях предлагает природа (id est! обнаженная потаскуха!), и предпочитают гоняться за химерами собственных страстей...»

Бек обнажил Луизе грудь и одну половину покрывал поцелуями, а у другой, где в страхе билось сердце, держал шпагу и выкрикивал:

Паулини же, тот, который с пистолетом, раздвинул ей ноги и, не произнося ни слова, так хорошо ей себя отрекомендовал, что я поняла: напрасно было бы в этот момент взывать к их человечности...

Как потом я услышала от Луизы, Хильдебранд и Будеус, Паулини и Бек устроили между собой дуэль — и незаряженный пистолет Паулини расправился со шпагой Бека даже лучше, чем труба Будеуса с проклятым казацким копьем, почти как Идоменей, когда он чуть было не проткнул божественную руку Ареса; и единогласным решением прелести Луизы ему были предоставлены первому.

Потом Паулини удовлетворил свою похоть, за ним трое остальных сделали по очереди то же самое — а когда и они насытились, и Жан фон Пари уже спускал штаны, мы решили, что пора поспешить бедняжке на помощь.

Во все горло мы закричали: «На помощь! На помощь!» Разбойники вскочили на лошадей, а твоя мать, дорогая Мальхен! очнулась в объятиях подруги...

Александр Маркин

НЕМЕЦКАЯ ПОРНОГРАФИЯ

«Сестра Моника» была открыта и возвращена к жизни в годы расцвета европейского психоанализа. В 1910 г. фрагмент романа, вышедший без указания авторства в 1815 г. в издательстве Кюна в Познани, был переиздан в Вене австрийским историком Гюставом Гугицем.

Гугиц не сомневался, что текст романа принадлежал перу Э.Т.А. Гофмана: во-первых, автор франкоязычной пятитомной музыкальной энциклопедии, Франсуа-Жозеф Фети, в статье о Гофмане упоминает, что, будучи капельмейстером в Бамберге, тот, нуждаясь в деньгах, подрабатывал написанием «скабрезных романов». Во-вторых, стиль и язык «Сестры Моники», обилие музыкальной и юридической терминологии, энциклопедические познания автора — разве нету в них сходства с произведениями Гофмана? А многочисленные упоминания лиц, с которыми писатель был лично знаком, — не могут ли они являться верным доказательством авторства? Наконец, в 1815 г. в том же издательстве Кюна Гофман напечатал первый том «Эликсиров Сатаны».