Татьяна Полякова. Сестрички не промах
Была родительская суббота. Хотя, может, и не родительская вовсе, и даже не суббота, и Мышильда все выдумала, чтобы умыкнуть меня с работы. Впрочем, я ничего не имела против. В работе наступил мертвый сезон: июль, богатые люди, – а мои клиенты богатые люди, – отдыхают на курортах с громкими названиями, а не сидят в пыльном душном городе, где асфальт на улицах плавится от жары. Я тяжко вздохнула от сочувствия к себе, так как в отличие от своих богатых клиентов плавилась в городе вместе с асфальтом. Чтобы поднять себе настроение, я закинула на стол ноги и стала их рассматривать, точнее, созерцать. Подобной красоты мне никогда не приходилось видеть. Настроение незамедлительно повысилось, я погладила свои коленки, улыбнулась и сказала: – Чудо что за ноги. – И добавила: – Чтоб им всем провалиться! – Такая немилость относилась к мужской половине человечества. Всех ее представителей я не жаловала в принципе. При мысли о них настроение сразу же испортилось, тогда я торопливо перевела взгляд на зеркало, увидела свое отражение, улыбнулась ему, подмигнула и пропела: – Красавица. Прынцесса… нет, королевна. Хорошее настроение быстренько вернулось. Тут зазвонил телефон. Я откашлялась и не спеша подняла трубку. – Слушаю, – пропела я бархатным голосом, и, как оказалось, совершенно напрасно: на том конце провода был не предполагаемый клиент, а мой последний муж. Вообще‑то он уже не был мужем три месяца, но все еще им числился, из‑за того, что я никак не могла выкроить время и оформить развод. Итак, последний муж громко засопел, потом вздохнул, потом сказал тихо: – Лизанька… – Ну? – спросила я. Звонок настораживал, потому как последнему звонить мне было совершенно незачем. Правда, мелькнула шальная мысль, что он смог сделать что‑то путное, то есть пошел и подал на развод сам, но в это как‑то не верилось. И правильно. Еще раз тяжко вздохнув, он скороговоркой выпалил: – Лизанька, я хочу вернуться. – Куда? – не сразу сообразила я. – К тебе, – ответил он, а я гневно отрезала: – Ни за что! – Ты не можешь меня бросить вот так, совершенно неожиданно… И вообще… – Как это неожиданно? – возмутилась я. – Я предупредила тебя за два месяца, а потом дважды назначала испытательный срок, хотя прекрасно знала, что только зря теряю время. И что? Вместо благодарности ты вдруг заявляешь, что я бросила тебя неожиданно, да еще хочешь вернуться! Это бессовестно, вот что… – Я резко выдохнула и стала перемножать в уме трехзначные цифры, с цифрами у меня проблемы, и это отвлекает. Из трубки раздалось подозрительное хрюканье, потом тихое постанывание и вновь хрюканье. – Ты что там делаешь? – насторожилась я. Последний, не таясь, всхлипнул и запричитал голосом обиженного ребенка: – Лиза, я покончу с собой… – Как, интересно? – съязвила я. За три месяца он кончал с собой раз двадцать, причем каждый раз так глупо и неудачно, что у меня чесались руки помочь ему и разом прекратить все это. – Лиза… – простонал он очень громко. – Иннокентий Павлович, – ядовито начала я. – Вы, как адвокат, должны знать, что подобное поведение называется шантажом… – Мне все равно, как это называется, я хочу вернуться. Я сейчас стою на балконе, и одного твоего слова достаточно… – Стой, – перебила я. – Ты имеешь в виду наш балкон? – Да, – жалобно ответил последний, а я вздохнула: – Кеша, я тебя умоляю, у нас первый этаж. |
