Изменить размер шрифта - +
.. А Россия - не моя лавочка, эва какое хозяйство. Господь милосерд,
но когда люди к нему дорогу забыли, - надо дорогу расчистить или  нет,  а?
Вот про что я говорю... Бог от мира отошел... Страшнее этого  быть  ничего
не может...
   Старичок сложил руки на животе,  закрыл  глаза  и,  строго  поблескивая
очками, потряхивался в углу серой койки. Иван Ильич вышел из купе и стал в
проходе у окна, почти касаясь стекла лицом.
   Сквозь щелку проникал свежий,  острый  воздух.  За  окном,  в  темноте,
летели, перекрещивались, припадали к  земле  огненные  линии.  Проносилось
иногда серое облако дыма. Постукивали послушно колеса вагонов.  Вот  завыл
протяжно паровоз, заворачивая, осветил огнем из топки черные конусы  елей,
- они выступили из темноты и пропали. Простучала стрелка, мягко колыхнулся
вагон, мелькнул зеленый щиток фонаря, и снова  огненным  дождем  понеслись
вдоль окна длинные линии.
   Глядя на них, Иван Ильич с внезапной потрясающей радостью  почувствовал
во всю силу все, что случилось с ним за эти пять  дней.  Если  бы  он  мог
рассказать кому-нибудь это свое чувство, - его бы  сочли  сумасшедшим.  Но
для  него  не  было  в  этом  ничего  ни  странного,  ни  безумного:   все
необыкновенно ясно.
   Он чувствовал: в  ночной  темноте  живут,  мучаются,  умирают  миллионы
миллионов людей. Но они живы лишь условно, и все, что происходит на земле,
- условно, почти кажущееся. Настолько почти кажущееся, что,  если  бы  он,
Иван Ильич, сделал еще одно усилие, все бы изменилось, стало иным.  И  вот
среди этого кажущегося существует живая сердцевина: это его, Ивана Ильича,
пригнувшаяся к окну фигура. Это - возлюбленное существо. Оно вышло из мира
теней и в огненном дожде мчится над темным миром.
   Это необыкновенное чувство любви к себе продолжалось несколько  секунд.
Он вошел в купе, влез на верхнюю  койку,  поглядел,  раздеваясь,  на  свои
большие руки и в первый раз в жизни подумал, что они красивы.  Он  закинул
их за голову, закрыл глаза и сейчас  же  увидел  Дашу.  Она  взволнованно,
влюбленно глядела ему  в  глаза.  (Это  было  сегодня,  в  столовой.  Даша
заворачивала пирожки. Иван Ильич, обогнув стол, подошел к ней и  поцеловал
ее в теплое плечо, она быстро обернулась, он  спросил:  "Даша,  вы  будете
моей женой?" Она только взглянула.)
   Сейчас, на койке, видя Дашино лицо и не насыщаясь этим  видением,  Иван
Ильич, также в первый раз в жизни, почувствовал ликование, восторг оттого,
что Даша любит его - того, у кого большие и красивые руки.


   По приезде в Петербург Иван Ильич в тот же день  явился  на  Балтийский
завод и был зачислен в мастерские, в ночную смену.
   На заводе многое изменилось за эти три года: рабочих увеличилось втрое,
часть была молодые, часть - переведенные с Урала или из западных  городов,
часть взята из действующей армии. Рабочие  читали  газеты,  ругали  войну,
царя, царицу, Распутина и генералов, были злы и  все  уверены,  что  после
войны "грянет революция".
   В особенности злы были все на то,  что  в  городских  пекарнях  в  хлеб
начали примешивать труху, и на то, что на рынках по нескольку дней  иногда
не бывало мяса, а бывало - так вонючее; картошку привозили мерзлую,  сахар
- с  грязью,  и  к  тому  же  -  продукты  все  вздорожали,  а  лавочники,
скоробогачи и спекулянты, нажившиеся на поставках, платили в это время  по
пятьдесят рублей за коробку конфет, по  сотне  за  бутылку  шампанского  и
слышать не хотели замиряться с немцем.
Быстрый переход