Окна
Зимнего дворца были темны и пустынны. У полосатой будки в нанесенном
сугробе стоял великан-часовой в тулупе и с винтовкой, прижатой к груди.
На ходу вдруг Иван Ильич остановился, поглядел на окна и еще быстрее
зашагал, сначала борясь с ветром, потом подгоняемый в спину. Ему казалось,
что он мог сказать сейчас всем, всем, всем людям ясную, простую истину, и
все бы поверили в нее. Он бы сказал: "Вы видите, - так жить дальше нельзя:
на ненависти построены государства, ненавистью проведены границы, каждый
из вас - клубок ненависти - крепость с наведенными во все стороны
орудиями. Жить - тесно и страшно. Весь мир задохнулся в ненависти, - люди
истребляют друг друга, текут реки крови. Вам этого мало? Вы еще не
прозрели? Вам нужно, чтобы и здесь, в каждом доме, человек уничтожал
человека? Опомнитесь, бросьте оружие, разрушьте границы, раскройте двери и
окна жизни... Много земли для хлеба, лугов для стад, горных склонов для
виноградников... Неисчерпаемы недра земли, - всем достанет места... Разве
не видите, что вы все еще во тьме отжитых веков..."
Извозчика и в этой части города не оказалось. Иван Ильич опять перешел
Неву и углубился в кривые улочки Петербургской стороны. Думая,
разговаривая вслух, он наконец потерял дорогу и брел наугад по темноватым
и пустынным улицам, покуда не вышел на набережную какого-то канала. "Ну и
прогулочка!" Иван Ильич, переводя дух, остановился, рассмеялся и взглянул
на часы. Было ровно пять. Из-за ближнего угла, скрипя снегом, вынырнул
большой открытый автомобиль с потушенными фонарями. На руле сидел офицер в
расстегнутой шинели; узкое бритое лицо его было бледно, и глаза, как у
сильно пьяного, - остекленевшие. Позади него второй офицер в съехавшей на
затылок фуражке - лица его не было видно - обеими руками придерживал
длинный рогожный сверток. Третий в автомобиле был штатский, с поднятым
воротником пальто и в высокой котиковой шапке. Он привстал и схватил за
плечо сидевшего у руля. Автомобиль остановился неподалеку от мостика. Иван
Ильич видел, как все трое соскочили на снег, вытащили сверток, проволокли
его несколько шагов по снегу, затем с усилием подняли, донесли до середины
моста, перевалили через перила и сбросили под мост. Офицеры сейчас же
вернулись к машине, штатский же некоторое время, перегнувшись, глядел
вниз, затем, отгибая воротник, рысью догнал товарищей. Автомобиль рванулся
полным ходом и исчез.
- Фу-ты, пакость какая, - пробормотал Иван Ильич, все эти минуты
стоявший, затаив дыхание. Он пошел к мостику, но сколько ни вглядывался с
него, - в черной большой полынье под мостом ничего не было видно, только
булькала вонючая и теплая вода из сточной трубы.
- Фу-ты, пакость какая, - пробормотал опять Иван Ильич и, морщась,
пошел по тротуару вдоль канала. На углу он нашел наконец извозчика,
обмерзшего древнего старичка на губастой лошади, и, когда, сев в санки и
застегнув мерзлую полость, закрыл глаза, - все тело его загудело от
усталости. |