Он появился в грязном сюртуке из зеленой бумазеи,
взятом напрокат в театральной парикмахерской, из пьесы "Манон Леско". Он
подчеркнуто много ел за ужином, пронзительно, так что самому было
противно, смеялся, глядя на Чирву, обозвал критиков "шакалами, питающимися
падалью". Затем развалился и курил, поправляя пенсне на мокром носу. В
общем, все ожидали большего.
После выхода второго номера решено было устраивать вечера под названием
"Великолепные кощунства". На одно из таких кощунств пришла Даша. Парадную
дверь ей отворил Жиров и сразу засуетился, стаскивая с Даши ботики, шубку,
снял даже какую-то ниточку с суконного ее платья. Дашу удивило, что в
прихожей пахнет капустой. Жиров, скользя бочком за ней по коридору, к
месту кощунства, спросил:
- Скажите, вы какими духами душитесь? Замечательно приятные духи.
Затем удивила Дашу "доморощенность" всего этого, так нашумевшего
дерзновения. Правда, на стенах были разбросаны глаза, носы, руки, срамные
фигуры, падающие небоскребы, - словом, все, что составляло портрет Василия
Веньяминовича Валета, молча стоявшего здесь же с нарисованными зигзагами
на щеках. Правда, хозяева и гости, - а среди них были почти все молодые
поэты, посещавшие вторники у Смоковниковых, - сидели на неоструганных
досках, положенных на обрубки дерева (дар Телегина). Правда, читались
преувеличенно наглыми голосами стихи про автомобили, ползущие по небесному
своду, про "плевки в старого небесного сифилитика", про молодые челюсти,
которыми автор разгрызал, как орехи, церковные купола, про какого-то до
головной боли непонятного кузнечика в коверкоте, с бедекером и биноклем,
прыгающего из окна на мостовую. Но Даше почему-то все эти ужасы казались
убогими. По-настоящему понравился ей только Телегин. Во время разговора он
подошел к Даше и спросил с застенчивой улыбкой, не хочет ли она чаю и
бутербродов.
- И чай и колбаса у нас обыкновенные, хорошие.
У него было загорелое лицо, бритое и простоватое, и добрые синие глаза,
должно быть, умные и твердые, когда нужно.
Даша подумала, что доставит ему удовольствие, если согласится,
поднялась и пошла в столовую. Там на столе стояло блюдо с бутербродами и
помятый самовар. Телегин сейчас же собрал грязные тарелки и поставил их
прямо на пол в угол комнаты, оглянулся, ища тряпку, вытер стол носовым
платком, налил Даше чаю и выбрал бутерброд наиболее "деликатный". Все это
он делал не спеша, большими сильными руками, и приговаривал, словно
особенно стараясь, чтобы Даше было уютно среди этого мусора:
- Хозяйство у нас в беспорядке, это верно, но чай и колбаса
первоклассные, от Елисеева. Были конфеты, но съедены, хотя, - он поджал
губы и поглядел на Дашу, в синих глазах его появился испуг, затем
решимость, - если позволите? - и вытащил из жилетного кармана две
карамельки в бумажках. |