Изменить размер шрифта - +
Недаром русский мужик допер в лаптях до Тихого
океана. Немец будет на месте сидеть, сто лет своего добиваться, терпеть. А
этот - нетерпеливый. Этого можно  мечтой  увлечь  вселенную  завоевать.  И
пойдет, - в посконных портках, в  лаптях,  с  топоришком  за  поясом...  А
профессора желают одеть взбушевавшийся  океан  народный  в  благоприличную
конституцию. Да, видимо, придется увидеть нам очень серьезные события.
   Даша, стоя у стола,  наливала  в  чашечку  кофе.  Вдруг  она  поставила
кофейник и прижалась к Ивану Ильичу - лицом в грудь.
   - Ну, ну, Даша, не волнуйся, - сказал он, гладя ее по волосам. - Ничего
пока еще не случилось ужасного... А мы бывали в переделках и похуже... Вот
я помню, - ты послушай меня, - помню, пришли мы на Гнилую Липу...
   Он стал вспоминать про военные невзгоды.  Катя  оглянулась  на  стенные
часы и вышла из столовой. Даша смотрела на спокойное, крепкое  лицо  мужа,
на серые его  смеющиеся  глаза  и  успокаивалась  понемногу:  с  таким  не
страшно.  Дослушав  историю  про  Гнилую  Липу,  она   пошла   в   спальню
припудриться. Перед туалетным зеркалом  сидела  Катя  и  что-то  делала  с
лицом.
   - Данюша, - сказала она тоненьким голосом, - у  тебя  не  осталось  тех
духов, помнишь - парижских?
   Даша присела на пол  перед  сестрой  и  глядела  на  нее  в  величайшем
удивлении, потом спросила шепотом:
   - Катюша, перышки чистишь?..
   Катя покраснела, кивнула головой.
   - Катюша, что с тобой сегодня?
   - Я хотела сказать, а ты не  дослушала,  -  сегодня  вечером  приезжает
Вадим Петрович и  с  вокзала  заедет  прямо  к  вам...  Ко  мне  неудобно,
поздно...


   В половине десятого раздался звонок. Катя, Даша и  Телегин  выбежали  в
прихожую. Телегин отворил,  вошел  Рощин  в  измятой  шинели  внакидку,  в
глубоко надвинутой фуражке. Его худое,  мрачное,  темное  от  загара  лицо
смягчилось улыбкой, когда  он  увидел  Катю.  Она  растерянно  и  радостно
глядела на него. Когда он, сбросив шинель и фуражку на стул и  здороваясь,
сказал сильным и глуховатым голосом: "Простите, что так поздно врываюсь, -
хотелось  сегодня  же  увидеть  вас,  Екатерина  Дмитриевна,  вас,   Дарья
Дмитриевна", - Катины глаза наполнились светом.
   - Я рада, что вы приехали, Вадим Петрович, - сказала она  и,  когда  он
наклонился к ее руке, поцеловала его в голову дрожащими губами.
   - Напрасно без вещей приехали, - сказал Иван Ильич,  -  все  равно  вас
ночевать оставим...
   - В гостиной на турецком диване, если будет коротко, подставим  кресла,
- сказала Даша.
   Рощин, как сквозь сон, слушал, что ему говорят  эти  ласковые,  изящные
люди. Он вошел сюда, еще весь ощетиненный после бессонных  ночей  в  пути,
лазанья в вагонные окошки за  "довольствием",  непереставаемой  борьбы  за
шесть вершков места в купе и вязнущей в ушах ругани. Ему  еще  было  дико,
что эти три человека, почти немыслимой красоты и чистоты, хорошо пахнущие,
стоящие на зеркальном паркете, обрадованы именно появлением его, Рощина.
Быстрый переход