Недаром русский мужик допер в лаптях до Тихого
океана. Немец будет на месте сидеть, сто лет своего добиваться, терпеть. А
этот - нетерпеливый. Этого можно мечтой увлечь вселенную завоевать. И
пойдет, - в посконных портках, в лаптях, с топоришком за поясом... А
профессора желают одеть взбушевавшийся океан народный в благоприличную
конституцию. Да, видимо, придется увидеть нам очень серьезные события.
Даша, стоя у стола, наливала в чашечку кофе. Вдруг она поставила
кофейник и прижалась к Ивану Ильичу - лицом в грудь.
- Ну, ну, Даша, не волнуйся, - сказал он, гладя ее по волосам. - Ничего
пока еще не случилось ужасного... А мы бывали в переделках и похуже... Вот
я помню, - ты послушай меня, - помню, пришли мы на Гнилую Липу...
Он стал вспоминать про военные невзгоды. Катя оглянулась на стенные
часы и вышла из столовой. Даша смотрела на спокойное, крепкое лицо мужа,
на серые его смеющиеся глаза и успокаивалась понемногу: с таким не
страшно. Дослушав историю про Гнилую Липу, она пошла в спальню
припудриться. Перед туалетным зеркалом сидела Катя и что-то делала с
лицом.
- Данюша, - сказала она тоненьким голосом, - у тебя не осталось тех
духов, помнишь - парижских?
Даша присела на пол перед сестрой и глядела на нее в величайшем
удивлении, потом спросила шепотом:
- Катюша, перышки чистишь?..
Катя покраснела, кивнула головой.
- Катюша, что с тобой сегодня?
- Я хотела сказать, а ты не дослушала, - сегодня вечером приезжает
Вадим Петрович и с вокзала заедет прямо к вам... Ко мне неудобно,
поздно...
В половине десятого раздался звонок. Катя, Даша и Телегин выбежали в
прихожую. Телегин отворил, вошел Рощин в измятой шинели внакидку, в
глубоко надвинутой фуражке. Его худое, мрачное, темное от загара лицо
смягчилось улыбкой, когда он увидел Катю. Она растерянно и радостно
глядела на него. Когда он, сбросив шинель и фуражку на стул и здороваясь,
сказал сильным и глуховатым голосом: "Простите, что так поздно врываюсь, -
хотелось сегодня же увидеть вас, Екатерина Дмитриевна, вас, Дарья
Дмитриевна", - Катины глаза наполнились светом.
- Я рада, что вы приехали, Вадим Петрович, - сказала она и, когда он
наклонился к ее руке, поцеловала его в голову дрожащими губами.
- Напрасно без вещей приехали, - сказал Иван Ильич, - все равно вас
ночевать оставим...
- В гостиной на турецком диване, если будет коротко, подставим кресла,
- сказала Даша.
Рощин, как сквозь сон, слушал, что ему говорят эти ласковые, изящные
люди. Он вошел сюда, еще весь ощетиненный после бессонных ночей в пути,
лазанья в вагонные окошки за "довольствием", непереставаемой борьбы за
шесть вершков места в купе и вязнущей в ушах ругани. Ему еще было дико,
что эти три человека, почти немыслимой красоты и чистоты, хорошо пахнущие,
стоящие на зеркальном паркете, обрадованы именно появлением его, Рощина. |