"Да, да,
знаю... Но я весь окоченел. Сердце остановилось. Согрейте меня. Мне так
мало нужно. Сжальтесь, я погибаю. Не оставляйте меня одного. Милая, милая
девушка..."
Елизавета Киевна молчала, испуганная и взволнованная. Бессонов целовал
ее ладони все более долгими поцелуями. Стал целовать большие и сильные ее
ноги. Она крепче зажмурилась, показалось, что остановилось сердце, - так
было стыдно.
И вдруг ее всю обвеял огонек. Бессонов стал казаться милым и
несчастным... Она приподняла его голову и крепко, жадно поцеловала в губы.
После этого уже без стыда поспешно разделась и легла в постель.
Когда Бессонов заснул, положив голову на ее голое плечо, Елизавета
Киевна еще долго вглядывалась близорукими глазами в его желтовато-бледное
лицо, все в усталых морщинках - на висках, под веками, у сжатого рта:
чужое, но теперь навек родное лицо.
Глядеть на спящего было так тяжело, что Елизавета Киевна заплакала.
Ей казалось, что Бессонов проснется, увидит ее в постели, толстую,
некрасивую, с распухшими глазами, и постарается поскорее отвязаться, что
никогда никто не сможет ее полюбить, и все будут уверены, будто она
развратная, глупая и пошлая женщина, и она нарочно станет делать все,
чтобы так думали: что она любит одного человека, а сошлась с другим, и так
всегда ее жизнь будет полна мути, мусора, отчаянных оскорблений. Елизавета
Киевна осторожно всхлипывала и вытирала глаза углом простыни. И так,
незаметно, в слезах, забылась сном.
Бессонов глубоко втянул носом воздух, повернулся на спину и открыл
глаза. Ни с чем не сравнимой кабацкой тоской гудело все тело. Было
противно подумать, что нужно начинать заново день. Он долго рассматривал
металлический шарик кровати, затем решился и поглядел налево. Рядом, тоже
на спине, лежала женщина, лицо ее было прикрыто голым локтем.
"Кто такая?" Он напряг мутную память, но ничего не вспомнил, осторожно
вытащил из-под подушки портсигар и закурил: "Вот так черт! Забыл, забыл.
Фу, как неудобно".
- Вы, кажется, проснулись, - проговорил он вкрадчивым голосом, - доброе
утро. - Она помолчала, не отнимая локтя. - Вчера мы были чужими, а сегодня
связаны таинственными узами этой ночи. - Он поморщился, все это выходило
пошловато. И, главное, неизвестно, что она сейчас начнет делать - каяться,
плакать, или охватит ее прилив родственных чувств? Он осторожно коснулся
ее локтя. Он отодвинулся. Кажется, ее звали Маргарита. Он сказал грустно:
- Маргарита, вы сердитесь на меня?
Тогда она села в подушках и, придерживая на груди падающую рубашку,
стала глядеть на него выпуклыми, близорукими глазами. Веки ее припухли,
полный рот кривился в усмешку. Он сейчас же вспомнил и почувствовал
братскую нежность.
- Меня зовут не Маргарита, а Елизавета Киевна, - сказала она. - Я вас
ненавижу. Слезьте с постели.
Бессонов сейчас же вылез из-под одеяла и за пологом кровати около
вонючего рукомойника оделся кое-как, затем поднял штору и загасил
электричество. |