– Судя по всему, да, – сказал Джеймс, но не улыбнулся в ответ. – Зал просто переполнен.

– Конечно, – продолжала Мэдлин, – это все в вашу честь. Прошлой осенью пришло ваше письмо, в котором вы сообщали, что возвращаетесь домой, и с тех пор Александра потеряла покой и сон. Вряд ли они уехали бы из Эмберли по какой-то другой причине, даже несмотря на сезон. Из-за детей они предпочитают свободу сельской жизни.

– Я выразил Алекс свою благодарность, – сказал Джеймс.

– А вы видели Эллен? – спросила она. – Она сегодня так красиво одета – в синее.

– Алекс отвезла меня к ним, – сказал он. – Леди Иден просто очаровательна.

Мэдлин словно слушала себя со стороны. Она уже поняла, что будет нести всякую чепуху, но у нее не было сил остановиться. Мэдлин чувствовала себя точно бабочка, которую поймали и насадили на булавку, а теперь изучают.

Она постаралась расслабиться. Некоторое время они танцевали молча.

– Вы не изменились, – сказал он наконец. Мэдлин опять посмотрела ему в глаза.

– Можно считать это комплиментом? – спросила она.

– Большинство женщин, по-моему, были бы рады услышать, что за четыре года они ничуть не изменились.

– Но четыре года назад вы относились ко мне неодобрительно. – Она вспыхнула. – Я вам не нравилась.

– Но я никогда не оспаривал того, что вы красивы, – возразил Джеймс.

Внутри у Мэдлин все сжалось.

– Значит, вы не одобряли мой характер?

– Это было очень давно, – сказал Джеймс.

Кажется, добавить ему было нечего. И она покончила с попытками продолжать разговор, пытаясь сосредоточиться на музыке и танцующих вокруг парах.

Это, бесспорно, был прежний Джеймс! Она узнала бы его даже с завязанными глазами. Об этом ей сказали бы биение ее сердца и кровь, стучащая в висках.

Она снова прикасается к нему: одна рука лежит у него на плече, другая – в его руке. И она чувствует его горячую руку на своей талии, она опять прикасается к нему. А он опять такой чужой, что у нее першит в горле от слез, которые она должна сдерживать.

– Почему вы пригласили меня танцевать? – спросила Мэдлин.

Он удивленно поднял брови.

– Мне показалось, так полагается, – ответил Джеймс. – Для того и существуют балы, разве не так?

– Это потому, что Анна отказала вам, а я стояла ближе других леди, когда она ушла?

– Да, наверное, поэтому, – ответил он. – Вы оскорблены?

– Нет, – солгала Мэдлин, но она была оскорблена. Ее разозлила честность, которую он не пытался скрыть за тактичностью и хорошими манерами. – Почему я должна оскорбиться?

Больше говорить было не о чем. Мэдлин с нетерпением ждала, когда смолкнет музыка, и думала о том, что ее партнер также мечтает избавиться от нее. Но вот о чем ни один из них не подумал, с огорчением вспомнила она, когда музыка действительно смолкла, так это о том, что вальс этот – последний танец перед ужином. Оркестранты оставили свои инструменты.

– Вы вовсе не обязаны вести меня к столу, – поспешно сказала Мэдлин.

– Обязан, – возразил Джеймс. – Правила хорошего тона предписывают мне предложить вам руку и проводить вас в столовую. Или вы полагаете, Мэдлин, что я забыл все тонкости этикета, пока жил в диких краях Северной Америки?

И, ничего не сказав, Мэдлин подала ему руку.

* * *

Граф Эмберли усадил жену за стол.

– Пусть не полагается вести к столу свою собственную жену, мне все равно, – заявил он.