– Но нравится ли вам другая сторона вашей работы? – спросила Эллен у Дункана. – Я имею в виду – пребывание в Англии?

– По правде, сударыня, для меня внове посещать английские приемы, – ответил Дункан Кэмерон. – И танцевать вальс. Я уверен, что любовь к дикой природе у меня в крови. И надеюсь, что будущей весной отправлюсь обратно.

– А вы что думаете об этом, Джеймс? – спросила Эллен. Краешком глаза он видел, что руки Мэдлин, лежащие у нее на коленях, сжались. Джеймс похолодел на мгновение, поняв, что чуть было не взял ее за руку.

– Все это очень интересно, – заговорил он. – Остаешься наедине с собой, вокруг на многие мили никого нет.

– Из ваших уст это звучит весьма романтично, – заметила Дженнифер.

– Конечно, – усмехнулся Дункан, – летом там полно москитов и злобных мух, готовых съесть вас заживо, а зимой вас могут заживо похоронить снега и льды.

Все рассмеялись. Джеймс смотрел на руки Мэдлин. Она вертела кольцо на правой руке. Когда-то эти руки прикасались к нему в порыве страсти. Они были горячими, когда касались его лица и волос.

Дункан описывал, как voyageurs[3] или пловцы на каноэ перетаскивают волоком все содержимое своих лодок и сами лодки через пороги. Кое-что он добавил от себя. Никуда не денешься, подумал Джеймс, всем интересно узнать, как они живут, будучи торговцами пушниной. Он не обижался на вопросы.

Джеймс заметил, что его отец вышел к ужину, но к их столику не подсел. Лорд Бэкворт расположился рядом с вдовствующей графиней и сэром Седриком Харвеем.

Вдруг Джеймс порывисто повернулся к Мэдлин.

– Могу ли я проводить вас в бальный зал? – спросил он. Мэдлин поднялась.

– В какую-нибудь уединенную комнату, – сказал он, когда они вышли. – Нам нужно поговорить.

Если она и удивилась, то ничем не выказала своего удивления. Равно как и нежелания. Джеймс был почти уверен, что она не захочет оставаться с ним наедине. Мэдлин провела его в какую-то маленькую комнатку в передней части дома. Наверное, это утренняя гостиная, подумал он.

Она подошла к камину, а он закрыл за ними дверь.

– Можем мы что-нибудь сделать с той неловкостью, которая существует в наших отношениях? – спросил он.

Джеймс думал, что она не ответит.

– Я полагаю, – проговорила она наконец, – мы могли бы постараться держаться подальше друг от друга. Если бы я могла, я уехала бы из Лондона. Но в нашем обществе непросто быть незамужней женщиной. Моя мать в Лондоне, как и двое моих братьев.

– Я-то думал, что леди Мэдлин Рейни живет ради Лондона и лондонских сезонов, – заметил Парнелл. – Вы на самом деле невзлюбите меня, если вам придется уехать только для того, чтобы не встречаться со мной.

– Конечно, – продолжила Мэдлин, – легкомысленное лондонское общество – единственное, что может доставить мне удовольствие. Я и забыла, что много лет тому назад вы открыли мою самую сокровенную тайну – что у меня в голове не мозги, а перья. Что же до моей неприязни к вам, вы ведь никогда не давали мне повода относиться к вам иначе.

– Ага, – воскликнул Джеймс, отходя от двери, – вы откровенны! Мне было трудно встретиться с вами снова этим летом. Я заметил, что вам тоже неловко. Полагаю, это как-то связано с нашей размолвкой четыре года назад.

– Какой размолвкой? – спросила она. – Я не помню. – Мэдлин слегка подняла брови, но при этом вспыхнула.

– Вы лжете, – возразил Джеймс. – Конечно, необязательно, чтобы мы оба живо помнили тот случай. Но факт остается фактом – мы действительно помним тот случай, и он-то и есть причина неловкости между нами.