-- Что, брат, на улице не посидел? али не весело девки играют? -- сказал один голос.

   -- Такие песни играют чудные, что в деревне никогда не слыхивали, -- сказал, смеясь, тот, который вбежал в блиндаж.

   -- А не любит Васин бомбов, ох, не любит! -- сказал один из аристократического угла.

   -- Что ж! когда нужно, совсем другая статья! -- сказал медленный голос Васина, который когда говорил, то все другие замолкали. -- 24-го числа так палили по крайности; а то что ж дурно-то на говне убьет, и начальство за это нашему брату спасибо не говорит.

   -- Вот Мельников -- тот небось все на дворе сидит, -- сказал кто-то.

   -- А пошлите его сюда, Мельникова-то, -- прибавил старый фейерверкер: -- и в самом деле убьет так, понапрасну.

   -- Что это за Мельников? -- спросил Володя.

   -- А такой у нас, ваше благородие, глупый солдатик есть. Он ничего как есть не боится и теперь все на дворе ходит. Вы его извольте посмотреть: он и из себя-то на ведмедя похож.

   -- Он заговор знает, -- сказал медлительный голос Васина из другого угла.

   Мельников вошел в блиндаж. Это был толстый (что чрезвычайная редкость между солдатами), рыжий, красный мужчина, с огромным выпуклым лбом и выпуклыми ясно-голубыми глазами.

   -- Что, ты не боишься бомб? -- спросил его Володя.

   -- Чего бояться бомбов-то! -- отвечал Мельников, пожимаясь и почесываясь, -- меня из бомбы не убьют, я знаю.

   -- Так ты бы захотел тут жить?

   -- А известно, захотел бы. Тут весело! -- сказал он, вдруг расхохотавшись.

   -- О, так тебя надо на вылазку взять! Хочешь, я скажу генералу? -- сказал Володя, хотя он не знал здесь ни одного генерала.

   -- А как не хотеть! Хочу!

   И Мельников спрятался за других.

   -- Давайте в носки, ребята! У кого карты есть? -- послышался его торопливый голос.

   Действительно, скоро в заднем углу завязалась игра -- слышались удары по носу, смех и козырянье. Володя напился чаю из самовара, который наставил ему барабанщик, угощал фейерверкеров, шутил, заговаривал с ними, желая заслужить популярность и очень довольный тем уважением, которое ему оказывали. Солдатики тоже, заметив, что барин прСстый, поразговорились. Один рассказывал, как скоро должно кончиться осадное положение [в] Севастополе, что ему верный флотский человек рассказывал, как Кистентин, царев брат, с мериканским флотом идет нам на выручку, еще -- как скоро уговор будет, чтобы не палить две недели и отдых дать, а коли кто выпалит, то за каждый выстрел 75 копеек штрафу платить будут.

   Васин, который, как успел рассмотреть Володя, был маленький, с большими добрыми глазами, бакенбардист, рассказал при общем сначала молчании, а потом хохоте, как, приехав в отпуск, сначала ему были ради, а потом отец стал его посылать на работу, а за женой лесничий поручик дрожки присылал. Все это чрезвычайно забавляло Володю. Он не только не чувствовал ни малейшего страха или неудовольствия от тесноты и тяжелого запаха в блиндаже, но ему чрезвычайно весело и приятно было.

   Уже многие солдаты храпели. Вланг тоже растянулся на полу, и старый фейерверкер, расстелив шинель, крестясь, бормотал молитвы перед сном, когда Володе захотелось выйти из блиндажа -- посмотреть, что на дворе делается.

   -- Подбирай ноги! -- закричали друг другу солдаты, только что он встал; и ноги, поджимаясь, дали ему дорогу.

   Вланг, казавшийся спящим, вдруг поднял голову и схватил за полу шинели Володю.