-- Нет, извините, -- говорил полковник, -- прежде началось на левом фланге. Ведь я был там.

   -- А может быть, -- отвечал Калугин, -- я больше был на правом; я два раза туда ходил: один раз отыскивал генерала, а другой раз так, посмотреть ложементы пошел. Вот где жарко было.

   -- Да уж, верно, Калугин знает, -- сказал полковнику князь Гальцин, -- ты знаешь, мне нынче В... про тебя говорил, что ты молодцом.

   -- Потери только, потери ужасные, -- сказал полковник тоном официальной печали: -- У меня в полку 400 человек выбыло. Удивительно, как я жив вышел оттуда.

   В это время навстречу этим господам, на другом конце бульвара, показалась лиловатая фигура Михайлова на стоптанных сапогах и с повязанной головой. Он очень сконфузился, увидав их: ему вспомнилось, как он вчера приседал перед Калугиным, и пришло в голову, как бы они не подумали, что он притворяется раненым. Так что ежели бы эти господа не смотрели на него, то он бы сбежал вниз и ушел бы домой, с тем чтобы не выходить до тех пор, пока можно будет снять повязку.

   -- Il fallait voir dans quel Иtat je l'ai rencontrИ hier sous le feu [Надо было видеть, в каком состоянии я его встретил вчера под огнем], -- улыбнувшись, сказал Калугин в то время, как они сходились.

   -- Что, вы ранены, капитан? -- сказал Калугин с улыбкой, которая значила: "Что, вы видели меня вчера? каков я?"

   -- Да, немножко, камнем, -- отвечал Михайлов, краснея и с выражением на лице, которое говорило: "Видел, и признаюсь, что вы молодец, а я очень, очень плох".

   -- Est-ce que le pavillon est baissИ deja? [Разве флаг уже спущен?] -- спросил князь Гальцин опять с своим высокомерным выражением, глядя на фуражку штабс-капитана и не обращаясь ни к кому в особенности.

   -- Non pas encore [Нет еще], -- отвечал Михайлов, которому хотелось показать, что он знает и поговорить по-французски.

   -- Неужели продолжается еще перемирие? -- сказал Гальцин, учтиво обращаясь к нему по-русски и тем говоря, -- как это показалось штабс-капитану, -- что вам, должно быть, тяжело будет говорить по-французски, так не лучше ли уж просто?.. И с этим адъютанты отошли от него.

   Штабс-капитан, так же как и вчера, почувствовал себя чрезвычайно одиноким и, поклонившись с разными господами -- с одними не желая сходиться, а к другим не решаясь подойти, -- сел около памятника Казарского и закурил папиросу.

   Барон Пест тоже пришел на бульвар. Он рассказывал, что был на перемирии и говорил с французскими офицерами, что будто один французский офицер сказал ему: "S'il n'avait pas fait clair encore pendant une demi-heure, les embuscades auraient ИtИ reprises" [Если бы еще полчаса было темно, ложементы были бы вторично взяты], и как он отвечал ему: "Monsieur! je ne dis pas non, pour ne pas vous donner un dementi" [Я не говорю нет, только чтобы вам не противоречить], и как хорошо он сказал и т. д.

   В сущности же, хотя и был на перемирии, он не успел сказать там ничего очень умного, хотя ему и ужасно хотелось поговорить с французами (ведь это ужасно весело говорить с французами). Юнкер барон Пест долго ходил по линии и все спрашивал французов, которые были близко к нему: "De quel rИgiment Йtes-vous?" [Какого вы полка?] Ему отвечали -- и больше ничего. Когда же он зашел слишком далеко за линию, то французский часовой, не подозревая, что этот солдат знает по-французски, в третьем лице выругал его.