|
"Il vient regarder nos travaux ce sacrИ c..." [Он идет смотреть наши работы, этот проклятый...], -- сказал он. Вследствие чего, не находя больше интереса на перемирии, юнкер барон Пест поехал домой и уже дорогой придумал те французские фразы, которые теперь рассказывал. На бульваре были и капитан Зобов, который громко разговаривал, и капитан Обжогов в растерзанном виде, и артиллерийский капитан, который ни в ком не заискивает, и счастливый в любви юнкер, и все те же вчерашние лица и вес с темп же вечными побуждениями лжи, тщеславия и легкомыслия. Недоставало только Праскухина, Нефердова и еще кой-кого, о которых здесь едва ли помнил и думал кто-нибудь теперь, когда тела их еще не успели быть обмыты, убраны и зарыты в землю, и о которых через месяц точно так же забудут отцы, матери, жены, дети, ежели они были или не забыли про них прежде.
-- А я его не узнал было, старика-то, -- говорит солдат на уборке тел, за плечи поднимая перебитый в груди труп с огромной раздувшейся головой, почернелым глянцевитым лицом и вывернутыми зрачками, -- под спину берись, Морозка, а то как бы не перервался. Ишь, дух скверный! "Ишь, дух скверный!" -- вот все, что осталось между людьми от этого человека . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
16
На нашем бастионе и на французской траншее выставлены белые флаги, и между ними в цветущей долине кучками лежат без сапог, в серых и в синих одеждах, изуродованные трупы, которые сносят рабочие и накладывают на повозки. Ужасный, тяжелый запах мертвого тела наполняет воздух. Из Севастополя и из французского лагеря толпы народа высыпали смотреть на это зрелище и с жадным и благосклонным любопытством стремятся одни к другим. Послушайте, что говорят между собой эти люди. Вот в кружке собравшихся около него русских и французов молоденький офицер, хотя плохо, но достаточно хорошо, чтоб его понимали, говорящий по-французски, рассматривает гвардейскую сумку. -- Э сеси пуркуа се уазо иси? -- говорит он. -- Parce que c'est une giberne d'un rИgiment de la garde, monsieur, qui porte l'aigle impИrial. -- Э ву де ла гард? -- Pardon, monsieur, du 6-Хme de ligne. -- Э сеси у аште? [ -- Почему эта птица здесь? -- Потому что это сумка гвардейского полка; у него императорский орел. -- А вы из гвардии? -- Нет, извините, сударь, из шестого линейного. -- А это где купили?] -- спрашивает офицер, указывая на деревянную желтую сигарочницу, в которой француз курит папиросу. -- A Balaclave, monsieur! C'est tout simple -- en bois de palme [В Балаклаве. Это просто из пальмового дерева]. -- Жоли! -- говорит офицер, руководимый в разговоре не столько собственным произволом, сколько словами, которые он знает. -- Si vous voulez bien garder cela comme souvenir de cette rencontre, vous m'obligerez [Вы меня обяжете, если оставите себе эту вещь на память о нашей встрече]. -- И учтивый француз выдувает папироску и подает офицеру сигарочницу с маленьким поклоном. Офицер дает ему свою, и все присутствующие в группе, как французы, так и русские, кажутся очень довольными и улыбаются. Вот пехотный бойкий солдат, в розовой рубашке и шинели внакидку, в сопровождении других солдат, которые, руки за спину, с веселыми, любопытными лицами, стоят за ним, подошел к французу и попросил у него огня закурить трубку. Француз разжигает, расковыривает трубку и высыпает огня русскому. -- Табак бун, -- говорит солдат в розовой рубашке, и зрители улыбаются. -- Oui, bon tabac, tabac turc, -- говорит француз, -- et chez vous tabac russe? bon? [Да, хороший табак, турецкий табак, -- а у вас русский табак? хороший?] -- Рус бун, -- говорит солдат в розовой рубашке, причем присутствующие покатываются со смеху. |
