Мистер Хейл прошел в дом вперед них, так как Маргарет замешкалась, срывая несколько роз, которыми хотела украсить платье.

«Обычная лондонская девушка поняла бы намек, скрытый в моих словах, − думал мистер Леннокс. − Она поняла бы, проанализировав каждую реплику, что молодой человек сделал ей комплимент без всякой задней мысли. Но я не верю Маргарет».

− Постойте! − воскликнул он. − Позвольте мне помочь вам!

И он сорвал для нее несколько бархатных темно-красных роз, что росли высоко, а потом, разделив добытое, воткнул две себе в петлицу, а остальное отдал ей, довольной и счастливой.

Разговор за обедом протекал тихо и приятно. С обеих сторон было множество вопросов, которые нужно было задать. Обменялись самыми последними сведениями о путешествии миссис Шоу по Италии. Интересная беседа, простота образа жизни сельского священника и, прежде всего, соседство Маргарет, заставили мистера Леннокса забыть то небольшое чувство разочарования, которое возникло у него поначалу.

− Маргарет, дитя мое, может, ты соберешь нам несколько груш для десерта, − попросил мистер Хейл, когда на столе появилось вино, перелитое из бутылки в графин, знаменуя одновременно роскошь и гостеприимство.

Мистер Хейл поторопился. Казалось, будто бы десерт является экспромтом и необычной вещью для сельского прихода. Если бы только мистер Хейл оглянулся назад, он бы увидел сухое печенье и мармелад, и все прочие угощения, ожидавшие своей очереди в привычном порядке на буфете. Но идея с грушами завладела умом мистера Хейла и не покидала его.

− Напротив южной стены есть несколько коричневых берэ,[4] которые стоят всех заграничных фруктов и варенья. Сбегай, Маргарет, сорви нам несколько.

− Я предлагаю всем нам перейти в сад и съесть их там, − сказал мистер Леннокс. − Нет ничего вкуснее, чем отведать хрустящую, сочную грушу, пахнущую солнцем. Самое худшее − это осы, достаточно дерзкие, чтобы бороться за фрукт, даже в самый миг наслаждения.

Он поднялся, чтобы следовать за Маргарет, которая вышла в сад, и ждал только разрешения миссис Хейл. Она предпочла бы закончить обед в надлежащей манере, со всеми церемониями. Тем более что она и Диксон достали чашу для полоскания пальцев из кладовой нарочно, чтобы не сплоховать перед завсегдатаем дома вдовы генерала Шоу. Но мистер Хейл тоже встал, и миссис Хейл осталось только покориться.

− Я вооружусь ножом, − сказал мистер Хейл.− Я уже не могу так просто есть фрукты, как вы. Я должен чистить и разделывать их на четвертинки, прежде чем насладиться ими.

Маргарет сделала тарелку для груш из свекольного листа, который превосходно оттенял их коричневое золото. Мистер Леннокс смотрел больше на нее, чем на груши. Но ее отец, склонный привередливо отбирать самые счастливые и совершенные мгновенья, украденные им у своего беспокойства, выбрал самый лакомый и зрелый фрукт и сел на садовую скамейку. Маргарет и мистер Леннокс прогуливались вдоль маленькой аллеи у южной стены, где пчелы еще жужжали и деловито работали в своих ульях.

− Какой совершенной жизнью вы здесь живете! Раньше я всегда довольно пренебрежительно относился к поэтам с их желаниями. «Мой дом − хижина за холмом» или что-то в этом роде. Боюсь, что я был ничем не лучше любого другого уроженца Лондона. Зато теперь я чувствую, что двадцать лет усердного изучения законов были бы достойно вознаграждены одним годом такой превосходной безмятежной жизни, как эта. Такие небеса! Взгляните, какая темно-красная и янтарная листва, совершенно неподвижная! − он указал на несколько больших лесных деревьев, загороженных садом, как будто гнездом.

− Лучше вспомните, что наши небеса не всегда такие голубые, как сейчас. У нас идет дождь, наша листва опадает и промокает, хотя, я думаю, Хелстон − такое же совершенное место, как и любое другое в мире.